Я из Одессы! Здрасьте! - [2]

Когда наступали еврейские религиозные праздники, тут он был царём. Вскользь упомянув, что молитвы сироты доходят до Бога быстрее всего, что, естественно, должно было придать им большую ценность (в материальном выражении), Хаим принимался за работу. Со слезой в голосе он читал молитвы на древнееврейском языке, рыдая, бил себя в грудь, вспоминая умерших, желал счастья и перечислял родственников, живущих в других городах, чьи имена и отчества он каким-то образом узнавал. Получив всевозможные подношения и продукты, он опять благодарил их и Бога за то, что есть хорошие люди, и дай Бог, чтобы они были вечно. Во время благодарения речь обрывалась рыданием и он уходил.

Когда умер отец Хаима, их жилье отобрали под домоуправление. Несмотря на нашу тесноту моя мама уговаривала его жить у нас. Но Хаим отказался и стал ночевать на чердаках. Мне, верному дружбе, пришлось делить с ним эту участь. В ту пору на чердаках спали бродяги, проститутки, воры, убийцы, у которых не было жилья, а также те, кто прятался по разным причинам от власти. Чердаки старых домов, были большие и тёплые. Туда порой набивалось по сорок-пятьдесят человек.

Вот в таких компаниях мы проводили ночи. Признаюсь, меня нередко охватывал ужас, когда мы отправлялись в очередной раз ночевать на чердак. Я не сомневаюсь, что Хаим боялся не меньше меня, но, будучи психологом, чётко находил подходящий тон в общении с обитателями чердака. Хаим выбирал самого страшного спящего бродягу и бил его сильно ногой в зад. Жертва просыпалась и недоуменно смотрела на цыплёнка Хаима, не понимая ничего со сна. Хаим отрешённо, в меру лениво требовал уступить место. Если этот дистрофик может так нагло себя вести, думал тот, следовательно, за его спиной такая сила, что лучше не связываться. Никто из окружающих не произносил ни слова, а если начинали шептаться, Хаим лениво поворачивал в их сторону голову, и все мгновенно умолкали. Мой друг чётко рассчитывал ход мыслей бродяг. Хаим настолько входил в роль и так верил в свою неуязвимость, что ему ничего не стоило тут же уснуть. Я же долго ворочался и со страху уснуть не мог.

Хаим был неистощим на выдумки и импровизации. Напротив нашего дома была овощная лавка, а во дворе склад, куда привозили капусту, свёклу, картошку. Как только привозили картошку, мы с Хаимом затевали очередной балаган. Я толкал его на эту картошку, а Хаим в своей нелепой шинели падал, незаметно загребая картошку в рукава. Клубней набивалось великое множество, и под тяжестью он не мог встать. Полусогнутым, опираясь на меня, он уходил.

Эту картошку Хаим на Троицком базаре раскладывал кучками и продавал. Всякий раз он совершал чудо, до сих пор непостижимое для меня. Картошка у него была хуже и мельче, чем у остальных торговок, но он просил за свои кучки больше денег и не уступал покупателям ни одной копейки, более того, он советовал покупать картошку у других торговок. Последнее окончательно выбивало покупателей из колеи. Они уже не могли оторваться от Хаима, словно загипнотизированные. Коллективный гипноз завершала небрежно брошенная моим другом фраза: «Не становитесь! Всем не хватит!»

После этих слов вырастала очередь, и картошка раскупалась мгновенно.

Хаим испарился. Где он и что с ним, как сложилась его жизнь талантливого самородка, я так и не узнал. Я даже не знаю его фамилии. Но он оставил в моей памяти неизгладимый след. Наверное, именно у него я впервые получил уроки актёрского мастерства, получил навыки импровизации.

МИШКА ХАЛИФ

Я хорошо помню кровельщика Мишку Халифа, жившего в нашем доме. Его жизнь заслуживает быть описанной в юридических учебниках. У Мишки была сезонная работа, три-четыре месяца. Управдомы каждое лето нанимали его на работу, но платить им было нечем и получить деньги можно было только через суд. Мишка был человеком смышлёным и при подписании договора с управдомом тут же подавал на него в суд за неуплату. По окончании работы управдом говорил Мишке, что у него нет денег для уплаты, а Мишка тут же вручал ему повестку в суд. На этом он экономил много времени.

Три месяца работы не обеспечивали ему прожиточного минимума. У него была вторая профессия: мастер церемоний. Каких? Это было ему совершенно безразлично. Он одинаково красиво хоронил, женил…

Как-то Мишка похоронил одного старика, чья вдова была верующей и верила в загробную жизнь. После смерти мужа у вдовы осталось двадцать тысяч рублей на сберегательной книжке. Об этом узнал Халиф и придумал оригинальный способ завладеть ими.

Примерно через две недели после смерти старика Мишка явился к вдове в двенадцать ночи в образе черта. Костюм посланца преисподней был безукоризненным, с почти настоящим хвостом, а грим — потрясающим. Мишка-черт сообщил вдове, что её муж находится у них, страдает от холода и недоедания и шлёт ей привет. Вдова передала через черта мужу тёплые вещи и еду. Черт пообещал вернуться через сутки, предупредив держать все в тайне. Черт пришёл вовремя и передал привет с того света. Муж благодарил вдову за тёплые вещи и продукты и жаловался на путаницу, из-за которой он попал не в рай, а в ад. За глубокое внимание к мужу вдова благодарила черта, который, в свою очередь, обещал перевести покойника в рай. В один из визитов черт сказал вдове, что главный Сатана согласен исправить ошибку, если получит за это двадцать пять тысяч рублей. Вдова огорчённо сказала, что у неё на книжке всего двадцать тысяч, но черт пообещал договориться с начальником.