Я. Истории из моей жизни - [8]

Накануне я проделала кое-какую подготовительную работу. Я знала, где обычно подвешивают фигуру осла. Несколько раз прошлась по краю ковра, который я определяла подошвами: девять шагов прямо — поворот налево — высота хвоста.

Когда на следующий день мне удалось приколоть хвост почти точно туда, где ему положено быть, мать весело воскликнула:

— Боже, какая молодчина! Ты…

— Я выиграла! Я выиграла! — обрадованно завопила я.

— Нет-нет! — возразила мать. — Выиграть ты ничего не можешь. Это твой праздник. Ты раздаешь подарки.

Совершенно онемев, я подумала про себя: глупенькая, это — жизнь!

Первой нашей с Томом няней была Лиззи Байлз, жена Сесила Байлза. У нее был истинно английский характер и подчеркнуто прямая осанка. Позже, когда Мама стала активной участницей движения за права женщин и ее организация открыла свою штаб-квартиру на Прэтт-стрит, 22, Лиззи пригласили туда. Она умела печатать на машинке. Прощай, няня.

Необходимо упомянуть, что в течение всего этого времени у нас был повар — Фанни Сиарье, у нее был сын Марсель, мой ровесник, он постоянно жил у нас. Фанни была наполовину итальянка, наполовину француженка, слепая на один глаз. Она умела готовить буквально все. Когда нам требовалась служанка или нянечка — неважно кто, — Фанни выписывала их из Италии или Франции. Она была для нас истинным ангелом-хранителем и прожила у нас всю жизнь. Когда же Фанни умерла, вслед за ней ушла и Мама.

Брат Фанни служил шеф-поваром в Хартфордском клубе.

Когда-то мои родители увидели опубликованное ею объявление. Она предлагала свои услуги. У Папы была теория: если хочешь нанять кого-нибудь, сходи к нему и посмотри, как он живет. Поэтому Папа и Мама пошли с ней познакомиться. В разгар встречи в комнате стало очень душно. Фанни встала и открыла окно. «Она права, — подумал Папа, — воздух тяжелый». И нанял ее — навсегда. На наше счастье. Она была чувствительной натурой.

Я училась кататься на велосипеде в Кини-парке. Мне было тогда года три. Велосипед был изготовлен специально под мой рост на заводе «Поуп». Папа посадил меня в седло, чуть подтолкнул — и я покатила с горки. Меня обуял жуткий страх. Внизу, мимо горки медленно шел маленький старичок — единственная человеческая фигура, которую я видела перед собой. Я катила прямо на него, точно притягиваемая магнитом, и, конечно же, благополучно наехала на старичка. Но ему не впервой было встречаться с маленькими детьми на новых велосипедах. Он поджидал меня.

Как бы там ни было, кататься я научилась довольно быстро. Прошло совсем немного времени, и Маме уже звонили: «Вашу Кэти только что видели на велосипеде, она проехала из Фармингтона мимо Сигорни вниз по холму».

— Да, — отвечала Мама. — Благодарю за звонок.

В том же парке меня понесла лошадь. В Хартфорде жила семья по фамилии Эннингер. Они брали лошадей напрокат из конюшен Второго взвода почетного караула в Фармингтоне, сразу за переулком Квакеров. Когда я училась в Оксфордской школе, — частной женской школе в Хартфорде, — у нас там в качестве обязательного предмета была верховая езда. Сержант Эннингер часто сажал меня на пони по имени Леопард. Пони был в крапинках, я в веснушках, и я нежно любила его. Шли годы. Я стала знаменитой и однажды отправилась к сержанту Эннингеру, чтобы взять напрокат лошадь. Он к тому времени перевел свою конюшню в Кини-парк. Он, наверное, считал, что раз я преуспела в своей профессии, то и ездить верхом стала куда лучше прежнего, а посему посадил меня на свою самую норовистую лошадь. И мы поскакали с места в карьер — мои сестры Мэрион и Пег и я — с безумной скоростью, рвя узду, по холмам и ручьям. Это слишком сильно сказано — «я держалась в седле». Но я чувствовала, что живу.

— Ну, Кэти, как справилась?..

Милый сержант Эннингер…

— Чудесно справилась. Ведь я здесь, правда?

Ребенком, когда мне было года четыре, меня определили в обычную начальную школу, которая состояла из подготовительной группы и начальных классов. Проучилась я там вплоть до пятого класса: идти мне было в восточном направлении по Готорн, потом поворачивала на север по Лорел-стрит через Фармингтон до Найлз, потом поворачивала направо, и с левой стороны передо мной оказывалась школа. Всего около мили. Я возглавила группу детишек, которые требовали, чтобы сержант полиции О’Молли по-прежнему нес службу на перекрестке Фармингтон-авеню и Лорел-стрит. Его решили было перевести в другое место.

А он был веселый, и мы написали прошение и добились своего. О’Молли остался.

На восточном конце Найлз-стрит находилась церковь Святой Троицы. Я дружила с дочерью пастора — Флоренс Миль. Она была красивой девочкой — курчавые каштановые волосы, пышные, длинные. Я же была усыпана веснушками, и стригли меня всегда «под мальчишку». В сущности, мне тягостно было сознавать себя девчонкой, имея трех братьев, — старшего Тома и двух младших, Боба и Дика. Мне всегда хотелось быть мальчиком. Если хотите знать, меня звали Джимми.

Интересно все-таки, на какие невероятные поступки способны иной раз дети. Мы учились тогда в пятом классе. Нашей учительницей была мисс Лайнс. Худая, высокая, строгого вида. Но очень мягкая душой. Я хорошо училась по ее предмету — арифметике. Она любила меня, а я любила ее. Мы очень привязались друг к другу.