Я исчезну во тьме - [16]

Какое-то время мы сидели, ошеломленно разинув рты. Никому из нас не хватило духу сказать вслух то, о чем мы все думали: мы только что наводили порядок в вещах нашей покойной мамы. Нашим ответом стал новый взрыв смеха – на этот раз с пронзительными истерическими нотками.

Мои отношения с мамой были и навсегда останутся самыми сложными в моей жизни.

Сейчас, когда я пишу эти строки, до меня дошли две несовместимые и мучительные истины. Никто не обрадовался бы этой книге больше, чем моя мама. Но я, вероятно, не ощутила бы такой свободы, работая над ней, пока она была жива.

Каждый день я проходила одни и те же полмили до школы при церкви Святого Эдмунда: налево по Рандолф-стрит, направо по Юклид, налево по Плезант. Девочки носили серые клетчатые сарафаны с белыми рубашками, мальчики – рубашки горчичного цвета и слаксы. У мисс Рэй, моей учительницы в первом классе, была осиная талия, густая шевелюра оттенка карамели и неиссякающий запас оптимизма. Она походила на писательницу и певицу Сьюзан Сомерс, возглавляющую класс шестилеток. Но, несмотря на все ее достоинства, не она стала моим самым ярким воспоминанием о Святом Эдмунде. И, как ни странно, не католическое учение и не время, проведенное в церкви, хотя я точно помню, что и того, и другого в моем детстве было предостаточно. Нет, со школой Святого Эдмунда в моей памяти всегда будет ассоциироваться лишь один образ – тихого, воспитанного мальчика с волосами цвета темного песка и слегка оттопыренными ушами, Дэнни Олиса.

Мои школьные влюбленности были самыми разными внешне и по характеру, но я могу с уверенностью сказать, что у них всех имелось одно общее свойство: на уроках они сидели впереди меня. Кто-то способен питать чувства к людям, сидящим рядом или позади, но я – нет. Для этого понадобилось бы контактировать напрямую, иногда даже выворачивая шею, чтобы как следует заглянуть в глаза. Все по-настоящему. А предметом моей любви было не что иное, как мальчишеский затылок. На чистый лист ссутуленной спины я могла глазеть бесконечно. И даже если бы он сидел с приоткрытым ртом или ковырял в носу, я бы ничего не заметила.

Для любительницы грезить наяву вроде меня Дэнни Олис был идеальным объектом. Не припомню, чтобы мне казалось, будто он грустит, но и улыбающимся я его представить не могу. Для ребенка он был слишком выдержанным и серьезным, как будто знал то, что нам, щербатым и верящим в волшебные сказки, еще только предстояло узнать. В нашем первом классе он был Сэмом Шепардом. Когда я родилась, мне подарили плюшевого Любопытного Джорджа, и что-то в круглом лице Дэнни, лице эльфа, и его больших ушах напоминало мне эту обезьянку. Каждый вечер я засыпала, прижимая ее к щеке. Моя влюбленность в Дэнни стала большим событием для всей семьи. Однажды, готовясь к переезду и перебирая свои старые вещи, я нашла открытку, которую Бини прислала мне, когда училась на первом курсе в Университете Айовы: «Дорогая Миш, я по тебе соскучилась. Как там Дэнни Олис?»

В четвертом классе я перешла в местную среднюю школу Уильяма Бея. Там учились мои лучшие подруги сестры Ван, которые спасли меня от одиночества, поселившись в доме напротив. Мне хотелось быть с ними. И одеваться, как я хочу. Спустя некоторое время я почти напрочь забыла про Дэнни Олиса. А мой Любопытный Джордж где-то затерялся вместе с другими вещами из моего детства.

Однажды вечером, в мой первый год в старшей школе, подруга помогала мне готовиться к большой вечеринке, которую я устраивала, пока родителей не было в городе. Последние несколько месяцев эта подруга общалась с мальчишками из Фенвика, местной католической мужской школы, и спросила, можно ли пригласить некоторых из них к нам. Конечно, я разрешила. Она робко призналась, что вообще-то встречается с одним из них.

– Вроде как, – добавила она.

– Здорово, – ответила я. – Как его зовут?

– Дэнни Олис.

Я невольно вытаращила глаза и чуть не расхохоталась и не завизжала одновременно. Но сдержалась и набрала побольше воздуха, как обычно делают, когда собираются поделиться важной тайной.

– Ты не поверишь, – сказала я, – но в младших классах я была без ума от Дэнни Олиса.

Подруга кивнула.

– И началось это на уроке музыки, потому что учитель велел вам взяться за руки, – подхватила она. И добавила, заметив на моем лице растерянность: – Это он мне рассказывал.

Про урок музыки и то, как мы взялись за руки, я ничего не помнила. Так он знал? В своих воспоминаниях я была тихоней, которая сидела сзади, преданно, но украдкой следя за каждым поворотом и наклоном его головы. Но моя одержимость, как выяснилось, была такой же незаметной, как в латиноамериканской мыльной опере. Я сгорала со стыда.

– Какой он загадочный, – с легким раздражением сказала я подруге.

Она пожала плечами:

– Не для меня.

В ту ночь подростки с одноразовыми стаканчиками заполонили газон перед нашим домом и улицу. Я перебрала джина и с трудом лавировала в толпе незнакомых людей. Здесь были и мальчишки, с которыми я встречалась, и те, с кем была бы не прочь встречаться. Кто-то поставил на повтор «Подозрения»[11] группы «Файн янг каннибалз».