Она слабо улыбнулась.
— Я помогу, Цзао-ван… Но как? Что я должна делать?
— Быть рядом со мной, — сказал я, поднимаясь, — ибо лишь любовью спасется мир.
Кажется, Фэй это устраивало. Повеселев, она вскочила на ноги, кинула взгляд на наши мешки, бесшабашно махнула рукой и повернулась ко мне.
— Куда теперь, Цзао-ван? Куда ты меня унесешь?
— Куда захочешь. В Петербург, в Калифорнию или Австралию, в Скалистые горы или на нильские берега… Впрочем, я знаю! Знаю одно место, где растут дубы и скоро расцветет сирень. Тебе там понравится, девочка.
Мы стояли под звездным небом, и я, запрокинув голову, отыскал неяркий огонек, светивший в полутора парсеках от Земли. Совсем небольшое расстояние в космических масштабах, а для Старейшего просто ничтожное… Там, у этой звезды, плыло во тьме и холоде огромное живое облако — Риндо, мой мудрый брат; оттуда он говорил со мной, вселяя уверенность и надежду. И, думая о нем, послав ему привет, я почему-то вспомнил о словах Наставника Зилура: ты любишь, и любят тебя, потом уходишь, покидая тех, кто дорог… Но я еще не собирался уходить и не грустил о неизбежной разлуке. Ибо есть время для всего, для встреч и расставаний, для счастья и печали, для любви и памяти о ней.
Фэй нерешительно шагнула ко мне.
— Я должна взять тебя за руку, Цзао-ван? Или обнять?
— Нет, родная, необязательно. Просто встань поближе.
— Все-таки я обниму, — сказала она. И обняла.
