Я иду тебя искать - [50]
— А у вас дверь открыта, — повторила девчонка.
Мы молчали. Ждали, когда откликнется Женя.
— Вам чего? — соизволила спросить она, засовывая наконец грудь в рот несчастному дитятке.
— Я за вещами, — спокойно сказала девчонка.
— За какими такими вещами? — И Женя подозрительно повела носом, становясь похожей на жадного кролика, промышляющего насчет морковки.
— За своими. Я оставила здесь свои вещи.
Ах вон оно что. Девчонка приехала за вещами. Знакомый мотивчик. Сдается мне, об этой девчонке мы уже слыхали. Не так давно от Виктора. Ему теперь неловко собирать чужие лифчики, так девчонке пришлось позаботиться о себе самой. А все-таки интересно, что после смерти все как-то незаметно (а иногда и очень даже заметно) сводится к вещам. Я не имею в виду — упаси Боже! — пошлую дележку квадратных метров и чайных ложечек. Просто вещи в принципе встают во главу угла. Как будто они — главное, что остается от человека после смерти. Как будто достаточно на похоронах сказать о человеке пару теплых слов. Ну, может, еще на девять дней, а до сорока дней почти никогда дело и не доходит. Так вот, сказать пару теплых слов и спокойно предаваться делам о наследстве, каким бы оно ни было. Хоть миллион, хоть пара колченогих стульев, все равно. Все требует распоряжений. Пристального внимания. Волнений. Обсуждений. Времени, наконец. Приходят кредиторы. Да и покойный был не только должником, но и чьим-то кредитором. Приходится взыскивать. Вот, в Его квартире застряли чужие вещи. Непорядок. А будь Он жив, может, девчонка и не вспомнила бы о своем барахлишке. «Ну, застряло и застряло. Будет время, заберу». Вот именно — будет время. Может быть, возня вокруг посмертных вещей кажется мне настолько оскорбительной потому, что она неприлично суетлива и тороплива. Пока идет жизнь — на все есть время. После смерти оно мгновенно иссякает. Надо торопиться, иначе не успеешь. К чему не успеешь? Куда? Словно чужое закончившееся время влияет на сроки вашей жизни, укорачивая ее.
Между тем Женя принюхивалась к девчонке и ничего для себя приятного не находила.
— Какие это такие свои вещи? — грозно спросила она. — Никаких таких ваших вещей здесь нет!
Девчонка наклонилась и подняла с пола шелковый шарфик, выпавший из ящика комода. Потом оглянулась и сняла с вешалки тонкий кожаный ремешок.
— Вот это мое, — сказала она. — Там еще много. Белье, и еще книжки я Ему приносила, детективы, и духи, и… — И она сделала шаг в сторону комнаты.
Женя не глядя сунула ребенка Ольге, метнулась к девчонке и вырвала у нее из рук шарфик и ремешок.
— Твое! Твое! — сдавленным голосом проквакала она. — Твоего здесь нет ничего! Запомни это! Ишь ты, белье ей подавай, духи, пудры с помадами! Вот тебе, выкуси! — И сунула девушке под нос толстую фигу. Девчонка попятилась. Женя напирала. — Пошла отсюда, пошла, подстилка драная! И чтоб я тебя больше здесь!.. Да я милицию сейчас! Повадились тут шляться! Милици-и-ия! Милици-и-ия! Гра-абят! — вдруг что есть мочи заорала она.
Девчонка испуганно вздрогнула, бросилась из квартиры и угодила прямо в живот здоровенного дядьки, взгромоздившегося в дверях. Дядька явно был мне знаком, однако в темноте прихожей я никак не мог разобрать его лица.
— Что здесь происходит? — басом спросил дядька.
— А-а-а! Помощничек явился! — визгливо выкрикнула Женя и как курица всплеснула руками. — Вы не по поводу бюстгальтеров? И чулки на резинке вам тоже не нужны? Что, и духи с шампунем не понадобятся? Странно! А я думала, тут все ваше! Нет? Ну так вон пошел! Вон!
— Что вы себе позволяете! — рявкнул дядька. — Я тут у себя дома!
— Что?! — завизжала Женя. — Что ты сказал, гад ползучий?!
— Попрошу без оскорблений! — Дядька на секунду выступил из темноты, и я узнал его. Батюшки! Да это двоюродный братец! Мы влипли. Между тем представление продолжалось. Братец побагровел. Я даже испугался. Вдруг его хватит удар? Он же такой здоровенный. Братец дернул шеей и попытался ослабить воротничок рубашки. — Я… я законный наследник! — И он ткнул себя в грудь могучим кулаком.
— Законный наследник? Вот законный наследник! — И Женя ткнула себя в округлый живот кулачком, тоже, кстати довольно увесистым. — А ты… ты здесь никто и звать тебя никак!
Она стремительно ринулась на дядьку и девчонку, в испуге прилипшую к нему, выдавила их на лестницу и с грохотом захлопнула дверь перед их ошарашенными лицами.
— Наследничччки, — тяжело дыша, язвительно прошипела она. — Тоже мне. Повадились. Не пущщщу! — Она стояла набычившись и глядела на нас исподлобья налитыми злостью глазами. — Чья девчонка?
— Его, — сказал я. — Бывшая любовница. Здесь правда много ее вещей. Давай я быстренько соберу и догоню ее.
Я пытался говорить эдаким мягким примирительным тоном, каким обычно говорят с неврастениками, но Женя на эту удочку не Попалась.
— Еще чего! — сказала она.
И тут на авансцену выступила Ольга.
— Да вы что! — воскликнула она таким голосом, что мы сразу встрепенулись. И правда, да что это мы! — Да вы что! Он же правда наследник! Он же в суд может подать! Надо немедленно его вернуть!
Она взяла с места в карьер, проскакала мимо нас крупным галопом, вырвалась на лестничную клетку и бросилась по лестнице вниз, забыв о лифте. А я таким же крупным галопом бросился к окну. Сердце мое чувствовало, что сейчас случится неладное. Не надо было отпускать Ольгу.
«Мадам танцует босая» — первый из серии проникновенных и захватывающих ретророманов Ольги Шумяцкой и Марины Друбецкой. Авторы пишут о России, в которой длится Серебряный век, кинематограф и фотоискусство достигают расцвета, в небе над столицей плывут дирижабли, складываются чьи-то судьбы и разбиваются чьи-то жизни.В основе сюжета — любовный треугольник: гениальный кинорежиссер Сергей Эйсбар, в котором угадываются черты Сергея Эйзенштейна; юная раскованная фотоавангардистка Ленни Оффеншталь и кинопромышленник Александр Ожогин.
Мышка, Мурка и Мопси.Три весьма современные молодые женщины, на наш отечественный лад разыгрывающие собственную комедию под названием «Секс в большом городе», а иногда — «Выживание в большом городе».Одна, перестав быть примерной женой, читает лекции горстке восторженных пенсионеров...Другая, в неуемном желании прославиться, во что бы то ни стало хочет пробиться на попсовый Олимп...Третья... то, что делает третья, — неописуемо!..Читайте. Смейтесь... над собой!
Захватывающий рассказ о России, которой не было… 20-е годы прошлого века, большевистский заговор раскрыт, стране удалось избежать революционных потрясений. Однако мятежные страсти XX столетия разыгрываются на площадке кинематографа — новейшего и грандиозного искусства, оказавшегося в эпицентре событий эпохи.В романе «Продавцы теней», словно в неверном свете софитов, затейливо переплетаются жизнь и киноистории, вымысел и отражение реальности — строительство «русского Голливуда» на Черноморском побережье, образы известнейших режиссеров и артистов.
Мурка, Мышка и Мопси, с которыми читатель познакомился в книге «…И другие глупости», на сей раз решили пуститься в путешествие по Италии. За восемь дней они не только потеряют вещи, перепутают поезда, приедут не в тот город и попадут на подпольный маскарад, но и встретят восемь очень разных мужчин. Однако поиски идеала не увенчаются успехом. А дома, в России, героинь будут ждать слегка подзабытые, но любящие мужья.
Мурка, Мышка и Мопси — три закадычные подружки. У них есть все, что нужно для женского счастья: мужья, дети, работа, дом и домашние животные. Чего же им не хватает? Почему так самозабвенно они ищут приключений на собственную голову и пускаются в любовные авантюры, а попав в переделку, тут же бросаются друг друга спасать? Ироничная повесть о современных горожанках.
Талантливая фотоавангардистка Ленни Оффеншталь пытается залечить душевные раны — снова любить и быть любимой. У нее был жаркий, страстный роман с известным режиссером Сергеем Эйсбаром (в котором угадывается Сергей Эйзенштейн), а теперь на нее засматривается мятежный поэт Новой России… Маяковский!Сердце Ленни как воздушный шар. Ветер перемен гонит его то в одну сторону, то в другую. А счастье так близко…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Вячеслав Пьецух (1946), историк по образованию, в затейливых лабиринтах российского прошлого чувствует себя, как в собственной квартире. Но не всегда в доме, как бы мы его не обжили, нам дано угадать замысел зодчего. Так и в былых временах, как в них ни вглядывайся, загадки русского человека все равно остаются нерешенными. И вечно получается, что за какой путь к прогрессу ни возьмись, он все равно окажется особым, и опять нам предназначено преподать урок всем народам, кроме самих себя. Видимо, дело здесь в особенностях нашего национального характера — его-то и исследует писатель.
Ведущий мотив романа, действие которого отнесено к середине XXI века, — пагубность для судьбы конкретной личности и общества в целом запредельного торжества пиартехнологий, развенчивание «грязных» приемов работы публичных политиков и их имиджмейкеров. Автор исследует душевную болезнь «реформаторства» как одно из проявлений фундаментальных пороков современной цивилизации, когда неверные решения одного (или нескольких) людей делают несчастными, отнимают смысл существования у целых стран и народов. Роман «Реформатор» привлекает обилием новой, чрезвычайно любопытной и в основе своей не доступной для массовой аудитории информации, выбором нетрадиционных художественных средств и необычной стилистикой.
У Олега было всё, о чём может мечтать семнадцатилетний парень: признание сверстников, друзья, первая красавица класса – его девушка… и, конечно, футбол, где ему прочили блестящее будущее. Но внезапно случай полностью меняет его жизнь, а заодно помогает осознать цену настоящей дружбы и любви.Для старшего школьного возраста.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.