Я иду искать. История третья и четвертая - [24]

— Хороший конь, — Энгост сделал движение рукой, словно хотел похлопать рыжего по крупу, но тот сделал танцующее движение — и рука пати повисла в воздухе.

В лицо Энгосту бросилась краска. Он двинулся следом за Вихрем, но седой пробасил:

— Оставь. Зашибёт.

Энгост дёрнул плечом, но остановился. И резко повернулся к Вадиму:

— Не откажи мне в просьбе.

— Говори, пати, — отозвался Вадим, насторожившись.

— Я хочу купить этого коня. Подожди! — он поднял ладонь, видя, как Вадим открыл рот. — Я дам за него десять скеллигов золота.

Ротбирт рядом выпустил воздух: «Пыф-ф-ф!» — с изумлением. Вадим уже знал, что скеллиг — это примерно пятьдесят граммов. Хороший конь стоил — Ротбирт за время их странствий увлечённо обсуждал эту тему — четыре скеллига. Отличный — семь. Превосходный — восемь. Десять скеллигов могли оборвать самый крепкий кошель. На них можно было купить отличного коня — и ещё добавить к панцирю золочёный нагрудник. Или...

Вадим тряхнул головой:

— Не будь в обиде, пати. Но кто же продаёт друга за золото? И как назвать того, кто это делает?

Энгост закусил губу. Его рука — по-боевому, в кожаной перчатке с рядами бронзовых чешуй — легла на рукоять меча. Молодой пати смотрел на стоящих плечом к плечу мальчишек задумчиво и раздражённо. Но, когда он заговорил, голос был спокоен:

— Что же — может, это и верно. Не каждую вещь измеришь золотом... Но что ты скажешь, Вадомайр Славянин, если я предложу тебе обмен? Конь хорош, нет слов. Но и Зовущий Воронов неплох!

Он быстрым, но бережным движением вытянул из чёрных ножен меч и на ладонях показал его Вадиму. Меч был типичный анласский — длинный, узкий, с расширенным концом и двойным ребром, образовывавшим посередине лезвия глубокий дол-выборку. Простая рукоять без украшений... Но голубоватый холодный блеск и проявлявшиеся при поворотах клинка туманные струи как бы в глубине металла говорили, что меч очень непрост. У Ротбирта был отличный меч, отцовский (хоть он и не имел права его носить...). Но этот... Вадим вздохнул. А Энгост, как будто искушая мальчишку, пустил ему в глаза узкий острый зайчик с бритвенно-острой кромки лезвия и молча подмигнул. Да уж. Меч стоил коня... и не одного коня, даже такого, как Вихрь.

— Не скажешь, что он плох? — осведомился Энгост.

Вадим резко вскинул голову — будто просыпаясь.

— Это было бы враньё, — сказал он тихо. — У тебя хороший клинок, пати. Так хорош он, что хоть песни складывай. И всё-таки каждый из нас останется со своим. Коня я не продам. И не сменяю.

Энгост точным движением — не глядя! — бросил меч в ножны.

— Хорошо, — коротко сказал он и, повернувшись на месте, зашагал прочь. Седой воин задержался на секунду, внимательно посмотрел на мальчишек — словно бы с одобрением! — и двинулся следом за пати.

Вадим проводил их взглядом и посмотрел на Ротбирта. Тот был собран и бледен. Поймав взгляд Вадима, сказал тихо:

— Неплохо ты отвечал. Но он тебе не простит — с такими глазами не прощают. В спину едва ли ударит, а всё же... отказать такому и потом жить рядом — всё одно что бежать по тонкому льду.

— А этот, который с ним был — он мне понравился, — задумчиво сказал Вадим. — Кто ж такой-то?

— Это его отец пати Виннэ сын Этелри, — сказал наблюдавший за разговором молодой воин, коротко поклонившись мальчишкам. — Он храбрый воин и достойный человек... а кое-кто поговаривает, что младшего его сына подменили в материнском чреве. Но сына он любит...

— Увидим, как и что будет, — хмыкнул Вадим, кивая воину. — Пошли, Ротбирт?

Тот зашагал к реке.

* * *

В «их» повозке было уже трое. Двое — ровесники мальчишек (проводник оказался тут как тут) играли, сидя на корточках, в кости. Третий — на пару лет старше — сидя на краю повозки и зажав щит между широко расставленных ног, чинил ремни. Игравшие на мальчишек и не посмотрели. Чинивший щит отвлёкся:

— А, так это вы с неба упали прямо под ноги коню кэйвинга? Правду говорят люди?

— Неправду, — невозмутимо ответил Ротбирт. — Мы просто сражались с отрядом каких-то карликов и почти победили, когда прискакал кэйвинг. Мы дали и ему долю в развлечении.

Юноша хохотнул:

— Меня зовут Дэрик сын Креоды.

— Дэрик? — Вадим улыбнулся. — Твоя мать Лаунэ? Она тебе лепёшки принесла.

— Так, — Дэрик окинул долгим взглядом игроков в кости. — Съел, ты? — он ткнул провожатого мальчишек в поясницу ногой.

— Ты и так себя откармливаешь, как борова на сало, — буркнул тот. — Ну вот, из-за тебя плохо бросил.

— Пакет! — Дэрик вскочил, отставив щит. — Пакет — или ты будешь жалеть о своих шуточках до конца своей жизни — а уж укоротить её тебе я позабочусь, клянусь ветрами Вайу!

— Под твоим шлемом, — ткнул рукой мальчишка и засмеялся. — Или ты в самом деле решил, что мы их сожрали?

Дэрик развернул на колене узелок и, словно кольца для метания, швырнул четыре лепёшки — играющим, Вадиму и Ротбирту. Ясно было, что раздел тут так же привычен, как что-то, составляющее неотъемлемую часть жизни.

— Знаешь, — сказал Ротбирт негромко, доев свою лепёшку, — а моя мать ни разу в жизни не испекла мне ничего... такого. Просто было не из чего. Ни разу... Я вот сейчас пытаюсь вспомнить, какое у неё было лицо. Волосы помню... А лицо — нет. Пятно какое-то. И ещё глаза. Серые...