Я и ты - [34]

Ну а «Восток» в ту пору… О, это особая статья, неповторимая. Начало ее датируется 1947 годом, с приездом в Москву знаменитого чешского клуба ЛТЦ. Благодаря гостям здесь теперь зимой в огнях прожекторов вовсю бурлила хоккейная (с шайбой) жизнь. Четыре ее участника названы выше, для «полного счастья» добавим еще «Спартак» и «Локомотив». Сколько вариантов дерби – несложно сосчитать, а вот число болельщиков… Оно точно не соответствовало количеству проданных билетов. Переполненный «Восток», поддерживаемый с «Севера» и «Юга» (этим не хватило места на основной хоккейной трибуне), в унисон гудел, ревел как минимум тремя десятками тысяч глоток, не боявшихся подхватить ангину. Никакая лютая стужа не могла остудить пыл и энтузиазм людей, заставить сидеть дома, когда такие матчи, нередко даже два подряд (представляете: сначала ЦДКА – ВВС, затем «Динамо» – «Спартак», комбинация могла быть любой). Эти несколько часов на жутком холоде, чтобы не замерзнуть, все стояли, тесно прижавшись друг к другу, притоптывали, плясали; пар изо рта плотной завесой накрывал стадион, будто дымили трубы котельной. Завидовали тем, у кого телогрейки и валенки. Для «сугрева», конечно, и на грудь принимали, но пьяных, чтобы развезло, особо не наблюдалось. А вообще у компаний постоянных болельщиков был свой ритуал: по дороге на стадион заглянуть в рюмочную, скажем, позади ЦУМа, там по сотке наливали, но обязательно в придачу бутерброд.

Кто сейчас поверит в сказанное выше, когда столько понастроено уютных дворцов спорта. А тогда открытия самого первого, лужниковского, ждали словно манну небесную. Но и он не спас зимой 1957 года. Желающих попасть на финальный матч чемпионата мира СССР – Швеция оказалось столько, что решили «тряхнуть стариной» и провести его на воздухе, правда, не на «Динамо», а на Большой арене Лужников. Мы тогда проиграли; одним из героев той встречи был Свен Тумба-Юханссон, с которым читатели еще встретятся, если продолжат читать эти воспоминания. Кстати, спустя пять лет, в феврале 1962 года, Лужники установили мировой рекорд, не побитый до сих пор, да и вряд ли он будет улучшен: оба дня чемпионата мира по конькам (я уже о нем упоминал) 100-тысячная чаша заполнялась полностью! При такой грандиозной поддержке Виктору Косичкину только и оставалось, что выиграть и взять реванш за досадное поражение советских скороходов от шведа Эрикссона в 1955 году на динамовском льду.

Перейду теперь от общих воспоминаний тех первых послевоенных лет к личным. Маросейка, где я вырос, в несколько смутных и сумбурных воспоминаниях далекого теперь послевоенного лихолетья – грохочущий под окнами трамвай (уж забыл, когда его сняли, кажется, в начале пятидесятых), бесконечная людская лавина майских и октябрьских демонстраций. Она проклевывалась чуть свет на сборных пунктах, пела и плясала, несясь по улицам бурлящей рекой, и допоздна никак не могла утихомириться. Мы выскакивали к воротам и завороженным взглядом провожали эту разношерстную, обернутую кумачом и скрывающуюся за сплошной портретной стеной вождей толпу. Иногда вклинивались в нее, что было непросто и опасно – определенные дяди с каменными лицами строго следили, чтобы никаких чужих, – и, если посчастливилось и не выгоняли за шиворот и пинком под зад (часто случалось и такое), то могли через сплошные милицейские кордоны и до Красной площади добраться. Правда, извилистый маршрут занимал часы – вместо максимум пятнадцати минут от дома до Спасской башни, если напрямую в обычные дни.

И, конечно, еще одно послевоенное явление – вьющиеся змеей несколько колец очереди за мукой. Ее давали два раза, а то и три – на Новый год выбрасывали. Строго по паре пакетов в руки. На руке чернильным карандашом выведен номер, чаще всего далекий трехзначный, а то и вовсе четырехзначный, ибо получить в две цифири – значит, не спать, с ночи записаться. Драки, ругань, мат-перемат. Спираль очереди раскручивалась медленно. Нас детский азарт захватывал, метались из магазина в магазин, от «Белова» к «Стеклянному», что на углу Старосадского, или к проходным, тянувшимся от Петроверигского переулка до Большого Спасоглинищевского. Подключали фантазию, искали лазейку, где легче протыриться. Тоже спорт, скажу вам. Главное – не попадаться на глаза и под горячую руку Митрофанычу, по прозвищу Заряжающий. Крутого нрава был мужик, никому спуску не давал, когда уж очень просили, рассказывал, как со своей пушкой Вислу форсировал, в Польше его и ранило тяжело. Одна рука так и висела плетью.

Но все это, повторяю, в несколько расплывчатых воспоминаниях. Но вот что отчетливо помнится по сей день, так это футбол во дворе с утра до самого темна с неохотным перерывом на школу и уроки, игры на деньги «пристенок» и «расшибец», где набивалась рука и вырабатывался глазомер. Шиком считалось с определенного расстояния попасть монетой или битой (у каждого были свои) в очерченный на земле небольшой квадрат и снять весь кон – горсть мелочи. И, конечно, «отмеры» – без одного, с одним, двумя. Горючая и довольно болезненно ощутимая смесь гимнастики и легкой атлетики, точнее прыжков через «коня» (им был водящий) и бега. О, как ценились спринтерские задатки и сильный толчок. Нужно было так разогнаться, мощно оттолкнуться от линии (никакого бруска не существовало) и взмыть высоко, чтобы, перелетая через «коня», не оседлать его. Сел верхом – штраф, занимаешь его место. Постепенно водящего (можете представить, как отбивали ему спину, поясницу и бока, если играющих был десяток) все дальше отодвигали от черты, и перепрыгивать разрешалось с одним шагом, двумя, а то и тремя. Это уже высший пилотаж, до финиша добирались немногие. В общем, что-то вроде дворового тройного прыжка, и свои Тер-Ованесяны, Санеевы и Бобы Бимоны были и тогда.