Я хочу сейчас - [59]

– Ну, Билл, я бы сказал… первое, что поражает меня, то, что богачи – такие же люди, как мы, и это никогда нельзя забывать ни при каких обстоятельствах.

Хамер взглянул на него, как на красивую начинающую нимфоманку:

– Могли бы вы пояснить это, Ронни?

– С удовольствием. Я преувеличил, понимаю. У некоторых богачей хватает воли быть богатыми и оставаться людьми. Я говорю не о них. Они – богачи в том смысле, что денег у них больше, чем у нас, это богачи Хемингуэя. Я же говорю о богачах Фицджеральда. Не знаю, почему все считают, что он при сравнении проигрывает, он, как всегда, сказал об этом больше, чем Хемингуэй. Я говорю о богачах, отличающихся от нас. Они – другие, чем мы, и они хуже – не по природе, а из-за своих возможностей. Возможностей обладать властью, причем бесконтрольной. Чтобы противостоять такому искушению, нужно быть и порядочным, и твердым. Некоторые могут, как я сказал. Полно порядочных тюремщиков, унтеров, отцов маленьких детей и даже отчимов. Но, как мы знаем, полно и ужасных. То же самое с богачами. – Ронни посмотрел на часы, которые держал для него ассистент распорядителя, держал довольно картинно, сбоку от себя, как матадор, готовящий ловкий трюк. Десять секунд. «Все равно перерыв, Билл».

– Чудно. Прежде чем вы продолжите, есть один-два пункта в диаграмме старины Тони, которые ему следует объяснить.

Это была ложь, но она не достигла зрителей, потому что началась реклама. Рекламировался домашний инвентарь. Хамер использовал все свое влияние, чтобы реклама, перебивавшая его шоу, была как можно скучнее и зрители сознавали, как им хочется вернуться к нему.

Прежде чем последняя дрель закончила показывать свое искусство, леди Болдок поднялась, обменялась с Хамером несколькими словами и подошла к Ронни, который учтиво встал. На ее лице застыла улыбочка.

– Мистер Апплиард, я должна предупредить, что если вы заденете меня, я буду защищаться.

– Естественно. Но почему вы думаете, что я намерен вас задеть?

– Это очевидно из того, что вы сказали. Я, знаете ли, не дура.

– В таком случае вы должны видеть, что говорил я в общем смысле.

– Не обольщайтесь, что можете укрыться за этим.

– Зульетта, ради Бога, целовек просто изложил свой взгляд на богацей, и все. Люди не обязаны все время думать о вас.

Улыбка стала немного тверже.

– Я надеюсь, вы не хотите дать меня в обиду,

Кирилл…

– Меня, меня, меня! Вецно о себе!

– Тридцать секунд, – сказал распорядитель.

Прежде чем леди Болдок успела заговорить, Ронни сказал:

– Вам бы лучше сесть на место, Билл или кто-нибудь из техников может обратиться с чем-нибудь к вам, прежде чем мы вернемся в эфир.

Для нее это было горше яда, но она ушла. Ронни взглянул на Василикоса, который махнул рукой – жест, выражавший сразу и безнадежность, и вызов. Последняя реклама была о чем-то, превосходившем в три с половиной раза аналогичные штуки или, возможно, их прежние варианты. Снова Мендельсон, потом Хамер:

– …совершенно ясно. Спасибо, Тони. Интересно, что богатство богачей становится относительно меньше по мере того, как растет их число. Теперь, Ронни, вы здорово развернулись, но вас прервали. Хотите продолжить?

– Спасибо, Билл, да, хочу. Я говорил, что у богачей больше возможностей, чем у прочих, плохо обходиться с обыкновенными смертными и, некоторые из богачей, поскольку они – люди, всегда используют это. Проявлять власть для многих людей наслаждение. Спросите любого политика.

– Будьте точнее, Ронни, – сказал Хамер, деликатно вмешиваясь. – Плохо обходиться, проявлять власть. Что вы подразумеваете? Послать кого-то к черту, когда захочется, или что-нибудь более глубокое и… мрачное?

– Ну, конечно, многие посылают к черту, но есть кое-что посерьезнее. Давайте начнем с власти. Должно быть, бесконечно приятно запрещать всем курить в твоей гостиной, а самому зажечь сигару или сигарету. И заставить каждого приспосабливаться к тебе. Пикник должен начаться ровно в одиннадцать, но ты заставляешь семнадцать человек ждать до половины двенадцатого, потому что не можешь найти свою трость или шляпу, или должен позвонить маклеру. Но если в одиннадцать ты готов, а кто-то, менее богатый, придет в две минуты двенадцатого, ты накричишь на него. Почему бы нет? Вот что такое «плохо обходиться». Если ты богат, можешь, когда тебе вздумается, не считаться с разумом, справедливостью и хорошими манерами. Возьмите мой пример с сигаретой. Ты не позволяешь другим курить, но сам ты – хозяин и поэтому куришь. И когда кто-нибудь зажжет сигарету, велишь ему потушить. Если он осмелится сказать: «А как же вы сами? Вы-то курите!» – ты можешь его выгнать из дому. Почему бы и нет? Если так вести себя, будучи на среднем уровне, скоро окажешься без друзей. Но богачам неуютно с небогатыми, они боятся, что те зарятся на их деньги или претендуют на внимание благодаря не богатству, а чему-то другому, скажем, своим успехам в живописи, музыке, науке, адвокатуре или…

Леди Болдок, как и ожидалось, уже некоторое время пыталась перебить его. Хамер прилагал все свое искусство, чтобы помешать ей, делая неясные, но многозначительные гримасы, шепча что-то непонятное, тыча в ее сторону пальцем с недоверчивым удивлением. Эти жесты, чрезвычайно разнообразные и очень убедительные, в конце концов оказались бессильны. Она быстро и громко сказала: