Я - эль Диего - [30]

Дело в том, что я хотел сменить обстановку и играть. Посмотрим, понятно ли: я не сказал «играть хорошо», я сказал «играть»… Отыграть весь чемпионат. И были еще причины. С одной стороны, когда «Барселона» продавала меня, она хорошо знала, куда; каталонцы даже не могли себе представить, что эта итальянская команда может стать для них серьезным соперником в Европе. С другой стороны, и это представляется мне наиболее важным, я никому об этом подробно не рассказывал: нам нужно было провернуть дело, так как на тот момент наше с Цитершпиллером финансовое положение было бедственным: проще говоря, в наших карманах зияла пустота. Да, сеньор, мы были сломаны… Сломаны экономически. Когда я пришел в «Наполи», за душой у меня не было ни гроша… Одни лишь долги. И это еще одна причина, по которой я не перешел ни в «Ювентус», ни в «Милан», ни в «Интер». Подвернулся вариант с «Наполи», и мы поспешили. Хорхе покупал все, что подворачивалось под руку – нефть, дома, бинго в Парагвае… Все за мои деньги, которые были да сплыли. Со мной приключилось то, о чем поет Черная Соса: я упал, я поднялся. Мне было 25 лет, и ни гроша в кармане. Я никому никогда не объяснял этого, даже своей супруге: я только говорю, что остался без единого песо по собственной же вине. Мне нужно было начинать сначала… Очевидно, что у нас была такая необходимость, потому что мы были должны здесь, должны там. Должны так, что из тех 15 %, что приходились на мою долю (а это 1500000 долларов), я не увидел ни цента. И дом в Барселоне, в Педральбес мы были вынуждены отдать за долги.

В день, когда меня представляли болельщикам, 80 тысяч неаполитанцев пришли на стадион «Сан-Паоло» только ради того, чтобы взглянуть на меня хотя бы одним глазком.

Это было 5 июля 1984 года. Единственное, что я в тот вечер сумел выдавить из себя, была фраза, которой меня предварительно научили: «Buona sera, napolitani! Sono molto felice di essere con voi!» (Добрый вечер, неополитанцы! Я очень счастлив быть с вами!»). После этого я взял мяч и запустил его на трибуны. Люди на них неистовствовали, а я ничего не понимал. Я был одет в голубой спортивный костюм с шарфом «Наполи» и стоял на растянутом флаге. Впервые я услышал гимн, который они написали для меня: «Марадона, занимайся собой. Если это не происходит сейчас, то больше и не случится. Твоя Аргентина здесь. Мы не можем больше ждать». И тут же через динамики они запустили другую песню на музыку «эль Чокло», специально для меня, зная, что я влюблен в танго… Я пробыл там 15 минут, не больше, потому что мы хотели отправиться в Буэнос-Айрес на каникулы. Когда я спустился по ступенькам в тоннель, чтобы уйти со стадиона, то встретил Клаудию и обнял ее, плача… У меня дрожали ноги, как будто бы я дебютировал в первом дивизионе, когда я только начинал в «Боке». Все складывалось для нас очень непросто в последнее время, и мы знали, что на кону стоит наша жизнь, что мы все начинаем заново. И начинаем в том месте, с которсым меня многое связывает. Поэтому я прямо сказал журналистам то, что шло от сердца: «Я хочу стать идолом для бедных детей из Неаполя, потому что я сам был таким как они, когда жил в Буэнос-Айресе».

Я оказался в «Наполи», и сам того не зная, оказался словно в команде из серии В, которая встречалась в матче на Кубок Италии с кем-то из серии С и наседала на ворота. В контратаке, не знаю, как, я подхватил мяч и вогнал его в угол: мы выиграли 1:0, но я знал, что нам придется тяжело, очень тяжело. Когда я подписывал контракт, мне дали книгу об истории «Наполи»: оттуда я узнал, что на протяжении трех предыдущих сезонов команда вела борьбу за выживание и в последнем чемпионате, 1983/84, спаслась, отойдя от зоны вылета… всего лишь на одно очко! Тогда спросил их, могут ли они гарантировать спокойную жизнь. И так как они ответили «да», я взялся за дело. Между тем, пока шли переговоры, болельщики даже устроили голодовку, требуя, чтобы меня взяли в команду. Я не преувеличиваю. Голодовку! И один из них, думаю, что его звали Дженнаро Эспозито или что-то в этом роде, приковал себя к решетке на «Сан-Паоло». Тогда я начал работать над «физикой», зная, что для того, чтобы добиться успеха в итальянском футболе, нужно было иметь совсем другое тело. Потому что итальянские защитники не были такими как испанские: в Испании тебя убивали локтями и ударами по ногам, однажды мне умудрились попасть даже по языку. Но в Италии – нет, потому что телевидение показывало все эти моменты, а футболисты на тренировках отрабатывали приемы игры в обороне. И я прекрасно помнил Джентиле на чемпионате мира 1982 года! Я адаптировался, адаптировался, и на этом этапе главную роль сыграл Фернандо Синьорини.

Я прозвал его «Слепым», потому что он мог не увидеть корову в ванной, но при этом много знал, очень много, больше, чем кто-либо, о физической подготовке. Я приехал в не самый лучший для себя момент, восстановившись после травмы, полученной в Испании. Там он помогал мне довести этот процесс до конца, поэтому я смог вернуться в строй через 106 дней. В «Наполи» работа была иной: требовалось отладить механизм. И мы достигли этой цели. С самого первого дня, во время предсезонки, которую мы проводили в Кастель дель Пьяно, мне дали почувствовать себя неаполитанцем: они аплодировали каждому моему удару пяткой, через себя (я забил гол таким образом на своей первой тренировке)… Они отмечали каждое мое удачное действие.