Я дрался на «Тигре» - [28]

Примечание: в районе Реймса под надзором американцев было около 35000 немецких военнопленных. Они работали на американскую армию, там была огромная перегрузочная зона для всего снабжения, поступающего в зоны оккупированной Германии. Все немецкие солдаты однозначно нас признали, и нигде не было желаемых американцами «осложнений» между солдатами и офицерами.

– Что вы делали после войны?

– Сначала я был один год в плену. Woennoplennyi. У американцев. Потом я вернулся сюда, помогал отцу. Потом мы открыли заправочную станцию. Потом я руководил представительством «Опеля». Из-за Рыцарского креста у меня всегда были проблемы. Когда меня брали в руководители представительства «Опеля», то что-то не получалось, и я сам поехал в Руссельсхайм [штаб-квартира «Опеля», под Франкфуртом-на-Майне]. Там всем еще руководили американские военные, так что я туда ехал без больших надежд. Хотя американцы после войны были хорошего мнения о немецком генералитете и офицерском корпусе. В приемной перед американцами сидел оберлейтенант. Мы с ним побеседовали про войну, где кто был. Этот оберлейтенант оказался из дивизии, с которой мы когда-то вместе воевали в России. Он сказал: «Ах, вы танкист, у меня наилучшие воспоминания о танкистах. Какие у вас награды?» Я ему сказал, что у меня Рыцарский крест. Он сказал, что он должен сразу доложить обо мне американцам. Он пошел в кабинет, и меня туда почти сразу же пригласили. Там меня спросили: «Вы танковый офицер?» – «Да». – «Вы участвовали в боях во время вторжения?» – «Да». Тогда он мне сказал, что раз я танковый офицер и получил Рыцарский крест, то, наверно, я и машины смогу продавать. Все было ясно, меня взяли на работу и дали лицензию. Единственный раз я получил преимущество, которое мне дал Рыцарский крест.

– Как относились к офицерам Вермахта в Германии после войны?

– Так же плохо, как и ко всем остальным солдатам. Даже сегодня отношение к немецким солдатам, к Вермахту, очень плохое. Но это особенная проблема. После войны американцы использовали только тех людей, которые в Третьем рейхе как-то пострадали или эмигрировали. Было очень много людей, нет, немного, но были, которые сбежали за границу. Для этого не надо было быть евреем, достаточно было негативно высказаться. Именно эти люди потом определяли политику в Германии. К нам, солдатам Вермахта, они относились не очень хорошо, понятно. Я был активным офицером, я был профессиональным офицером, и когда появился Бундесвер, меня спросили, не хочу ли я в Бундесвер. Бундесвер на 99,99 процентов состоял из бывших военнослужащих Вермахта. Я не мог решиться стать активным офицером Бундесвера, потому что вся эта ситуация с отношением к военнослужащим Вермахта мне не нравилась, и я уже год работал в «Опеле». В качестве офицера резерва я поступил во вновь созданный Бундесвер и в 1962 году в первый раз был на сборах в 302-м панцергренадерском батальоне в Эльвангене. 11 июля 1972-го мне присвоили звание подполковника резерва. Три года спустя я вышел в отставку.

– Как вы восприняли капитуляцию – как поражение или как освобождение?

– Нет, нет, конечно, как поражение. Это было одно из самых потрясших меня впечатлений в жизни. При этом было много несправедливости, и мои симпатии к американцам, если у меня к ним вообще были какие-то симпатии, полностью исчезли. Хотя и русские к нам не очень хорошо относились, хотя русские после войны плохо обошлись с немецкими женщинами, русских я вообще не ненавижу. Но я ненавижу американцев. Русские просто сказали: теперь будет так. На эту тему есть анекдот: два рыбака, русский и американец, ловят рыбу. Русский поймал рыбу, убил ее и съел. Американец поймал рыбу, отпустил ее обратно в реку, потом опять поймал, потом опять отпустил. И так ее мучил, пока рыба не сдохла. Вот так примерно у нас было. Еще есть много анекдотов, но это не так важно. Короче, американцев я люто ненавижу.

Всего за время, когда я был солдатом в немецком Вермахте, я получил Железный крест второго класса, Железный крест первого класса, Знаки за ранения: в черном, в серебре и в золоте, Танковый знак в серебре первой степени, Танковый знак в серебре второй степени, медаль «Зимняя кампания на Востоке» и Рыцарский крест Железного креста.

– У вас золотой знак за ранения, сколько раз вас ранило?

– Семь раз. Пять раз на востоке и два на западе, несколько раз я горел.

– Что такое, по вашему мнению, хороший командир?

– Внимательный, человечный, умеющий не только приказывать, но и делать все самостоятельно.

– Что такое, по вашему мнению, хороший солдат?

– Я по-другому скажу. Когда солдат поднимается в атаку, его жизнь становится несущественной. Но в этот момент он перерастает себя, получает признание самого себя, своей готовности умереть, признание, которое он не получал в мирное время. Так становятся необычайными, большими людьми. Хороший солдат показывает уверенность в себе. Наверняка есть хорошие солдаты с плохим характером. Есть солдаты, которые были неудачниками в повседневной, мирной жизни, а на войне стали героями. Или наоборот. Лично меня полностью выковала война.