Я чувствую тебя - [2]

– Ты чего на меня уставилась? – спрашивает, вопросительно приподняв бровь.

– Смотрю на тебя, потому что ты красивый, – отвечаю, отпивая чай.

– Вот подлиза!

Он приближается и начинает щипать меня за бока, покрывая шею мелкими поцелуями. Потом усаживается на барный табурет рядом со мной и включает планшет, начиная пролистывать страницы газет, на которые он подписан. Привычный утренний обзор печати.

– Не понимаю, как ты можешь читать на этой штуке, – замечаю с недоумением.

– Это намного удобней обычных газет: они занимают чересчур много места и вдобавок неэкологичны. – Его пальцы стремительно движутся по экрану, будто он играет на пианино.

– Я предпочитаю бумагу, – утверждаю твердо.

– Потому что ты старомодная. – Филиппо одним глотком допивает кофе, и саркастическая улыбка появляется у него на губах. – В конце концов, ты же реставратор…

– На провокации я не поддаюсь! – отвечаю, стараясь казаться выше этого. Мы постоянно спорим, чья работа важнее: я сохраняю прошлое, а он, как архитектор, проектирует будущее. В общем, две противоположные профессии, так что спор на эту тему, наверное, нескончаем.

– Что будем делать вечером? – спрашиваю, обмакивая в чай рисовое печенье.

– Не знаю, любимая… я даже не могу тебе сказать, когда закончу в офисе, – отвечает Филиппо рассеянно, не отрывая глаз от планшета.

– Ох уж эти мне мечтатели-архитекторы, которые изобретают будущее, но не способны предвидеть собственный день позже семи вечера, – комментирую вполголоса, откусывая хрустящее печенье и подавляя ехидную улыбочку. (Да, я не поддаюсь на провокации, но сама не упускаю возможности кольнуть.)

Филиппо наконец-то отрывается от планшета. Touché[3].

Взлохмачиваю ему волосы, зная, что этот жест его взбесит. И действительно, он тянется ко мне, хватает за руку и блокирует ее за моей спиной:

– Ну хорошо, Биби, ты сама напросилась. – Другой рукой он щекочет меня под ребрами, и я начинаю хохотать и извиваться, как угорь. Не могу больше терпеть и умоляю сжалиться. Внезапно Филиппо оставляет меня и бросает взгляд на часы.

– Черт, уже поздно! – За минуту выключает планшет и бережно укладывает его обратно в чехол, как редкую реликвию.

– Я быстро переоденусь, – говорю, понимая, что я все еще в пижаме. – Если подождешь, выйдем вместе…

– Биби, не могу, – вздыхает он, разводя руками, – я должен быть в офисе через полчаса, встреча с клиентом. Это он так рано назначил, черт бы его побрал…

– Ок! – отвечаю, глядя на него грустным, покорным взглядом, как бывает всякий раз, когда я хочу вызвать в нем нежность. – Ну, иди тогда, а мне придется проделать весь путь самой, – жалостливо всхлипываю.

– Ну, ты ведь, наверное, разобралась уже, как ездить на метро, – усмехается он.

Филиппо прав, я плохо ориентируюсь. По правде говоря, у меня выдающаяся способность теряться и садиться не на тот автобус. Однако освоение римского водоворота после почти деревенских размеров Венеции по-моему служит смягчающим обстоятельством, не правда ли?

– Дурак! – сделав гримасу, притягиваю его к себе. – Хорошего дня, – шепчу, приближая губы.

– До вечера, Биби! – Его поцелуй оставляет у меня на губах восхитительный привкус кофе, смешанного с зубной пастой.

* * *

День начался хорошо, поэтому я направляюсь в сторону метро решительным шагом, будто на встречу с опасным соперником, хотя сияющее солнце располагает не спешить, а наслаждаться прогулкой. ЕУР – современный квартал. Живая зелень парков перемежается с асфальтом тротуаров и цементными конструкциями домов. Все это вместе порождает ощущение умиротворения, несмотря на хаотичность уличного движения. Здесь все внове для меня, привыкшей к абсолютно другому городскому пейзажу: полупустые площади Венеции, где главный транспорт – вапоретто[4]; ее мосты, заполоненные туристами. Я по-прежнему шагаю на работу, подняв нос кверху. Спускаюсь по ступеням в метро и уверенно иду к подземному переходу на Ребиббия. Я вечно боюсь ошибиться: здесь внизу мне все кажется таким запутанным! Несколько раз мне уже случалось потеряться, и я звонила Филиппо с просьбой о помощи: именно этот отчаянный SOS превратил меня в объект его насмешек на всю жизнь (надеюсь – на всю жизнь).

Сажусь на железную скамью вдоль путей в ожидании поезда. Оглядываю людей вокруг, пытаясь угадать, куда они едут и чем занимаются. Этой игрой мы с Гайей развлекались в детстве, возвращаясь из школы на вапоретто. Кто знает, что она там делает сейчас. Я представляю себе, как она рассекает по узеньким улочкам в туфлях Jimmy Choo на двенадцатисантиметровых шпильках, в обтягивающем платье, сопровождая очередную японскую мультимиллионершу в изнуряющей сессии утреннего шопинга. Хотя мы часто созваниваемся, мне все равно не хватает Гайи: ее искренней улыбки, колоритных выражений, импульсивных объятий и даже ее диктата надо мной в отношении моды и стиля. Ее дружба – это, наверное, единственное из моей венецианской жизни, чего мне сейчас не хватает. Да, еще мои родители. В остальном я рада, что уехала оттуда.

Ровно через пять дней мне исполнится тридцать лет – не верится. Я задую свои тридцать свечек в Риме, и это повергает меня в эйфорию (меня – никогда не любившую дней рождения). Чувствую, что достигла некоего переломного момента. Покинуть прежние безопасные берега – это всегда не просто, даже драматично, но