Я была женой Нагиева - [27]

Или вот еще был случай, перевернувший мои представления о границах разумного. Одна дама не пожалела сил и энергии для пресс-конференции, на которой она заявила, что у нее ребенок от Дмитрия Нагиева. На следующий день все население Перми в составе 2280 человек, включая стариков и младенцев, обсуждало новость, опубликованную во всех газетах города и области: от «Вечерки» до «Березняковского рабочего». Маленькая пикантная подробность: ребенку к тому моменту было четырнадцать лет, а Диме — двадцать с небольшим… По-видимому, у мадам имелись серьезные пробелы в образовании.

А сколько было звонков от родителей: «Моя дочь перерезала себе вены», и все такое в том же духе… Ужас, что творилось! Одну девушку, покончившую жизнь самоубийством из-за несчастной любви к Диме, я знала лично. Мы познакомились с ней совершенно случайно — она присылала нам на радио свои стихи. Надо заметить, замечательные, и некоторые из них Дима читал в эфире.

Ты не заснешь под этот шум дождя.

Тебе сегодня не приснится чудо.

И я, — ты слышишь, помнишь? — даже я,

Я все, что обещал тебе, забуду.

Ты не заснешь под этот шум дождя.

Сегодня вечер остается рядом.

И сколько хочешь забывай меня,

Но только в дождь не уезжай, не надо…

Потом Дима с ней познакомился, они подружились… И, как это часто бывало с Димой, он привел ее работать туда, где работал сам. Так эта девушка попала на радио, а затем перешла ассистентом и в «Осторожно, Модерн!» Долгие годы никто ни о чем не подозревал, да и впечатление она производила, надо заметить, самое приятное и положительное. Но, скорее всего, у нее все-таки были какие-то проблемы с психикой, потому что в какой-то момент в голове этой талантливой девушки все перепуталось: появилась убежденность, что Дима обязан на ней жениться. Так как этого не происходило, она впала в депрессию. А в один из дней выбросилась из окна.

Мы смеемся и падаем в небо

И взахлеб проклинаем себя,

День за днем отбирая у века

Свой проигранный смысл бытия…

* * *

Меня, как я уже говорила, все эти девочки-девушки-женщины мало волновали. С точки зрения ревности, разумеется. Точно знаю, что Жима просто не стал бы использовать свою популярность как путь к завоеванию женщины. Просто потому, что он слишком легок.

Но в бытовом плане, конечно, приходилось довольно тяжело: вечная борьба, как с тараканами, — сколько ни пытайся от них избавиться, все равно никуда не денутся, только толще станут. Даже сейчас какие-то женщины регулярно звонят в ресторан, где я работаю директором, и просят Диму. Им отвечают:

— Вы поймите, это ресторан.

— А Диму? — настаивают они.

Мои администраторы в таких, несомненно тяжелых случаях уже привыкли говорить: «А Дмитрий в душе» или «Дмитрий кушает». Им верят, вот ведь что удивительно!

В психологическом же плане, как сейчас понимаю, я довольно часто находилась на грани нервного срыва. Удавалось стоически выдерживать разные ублюдочные сообщения обо мне и моей личной жизни, приходившие на радиостанцию по факсу. Удавалось не расстраиваться после ночных звонков с вопросом: «Ты еще жива, старая кляча?» А как же переносить на ногах вопли сумасшедшей, орущей в трубку, что Кирилл — её ребенок и она лишит меня материнства.

Но на подсознательном уровне всё это, видимо, откладывалось, после чего плавно переходило в фобии и мании. Например, в клубе, где работал Дима, я очень боялась заходить в дамскую комнату. Потому что вместе со мной туда обязательно заходила какая-нибудь его поклонница. Я, постоянно держа девушку в поле своего зрения, обычно быстро запиралась в кабинке, либо разворачивалась на 180 градусов. Меня преследовала мысль, что не сегодня-завтра какая-нибудь сумасшедшая обязательно обольет меня кислотой или покалечит. Ведь их глаза светились совершенно ненормальным блеском. Но я и это пережила.

* * *

Настоящие проблемы начались тогда, когда я вдруг узнала, что у него существует «интерес» к одной из сотрудниц радиостанции. Эта девица позволяла себе весь набор уловок и поступков любовницы, жаждущей увести мужа из семьи: утренние звонки, молчание в трубку и прочая, прочая. Меня, конечно, все это раздражало до сумасшествия: хотелось схватить ее за волосы и стукнуть о ди-джейский пульт. Но я «отрывалась» на Диме.

Как-то в одно из поздних его возвращений — точно знаю, что от нее! — я позволила себе выяснение отношений. В ответ на заявление: «Она мне нравится как человек и как женщина» — я принялась швыряться детской мебелью, вцепилась Диме в волосы и стала выволакивать его из квартиры. И настолько разъяренной я была, что мои пальцы невозможно было разжать, как пасть нашего бульдога. Когда же Диме все-таки удалось освободиться, оказалось, что один из пальцев у меня сломан. За ночь он распух и по толщине равнялся оставшимся четырем.

Иногда от расстройства чувств и нервов мне в голову приходила идея выкинуть все совместно нажитое на помойку. Тогда я звонила Диме, но, как правило, не вовремя. Так как хуже всего мне было по вечерам, то звонок обычно раздавался во время его эфира. Я говорила: «Спасибо большое за все, что ты сделал в моей жизни, спасибо за сына. Ключи от машины и т. д. и т. п. ты можешь найти в третьем бачке справа от окон». Но до приезда я успевала одуматься, перезвонить и сообщить, что пошутила.