Я был воздушным стрелком - [23]

- Ну а при чем здесь все же "непочтение?" - спрашивает кто-то.

- Слушайте и не перебивайте! Попал я в наш армейский госпиталь. Там подружился с ребятами-истребителями. Захожу к ним как-то в палату. Все лицо у меня было забинтовано. А там в палате большой начальник из штаба армии. Беседуют они, и я стал прислушиваться. Ребята рассказывают о последних боях, как они были ранены. Вдруг начальник говорит, что они неправильно вели бой, не использовали полностью возможности своих машин и так далее. Ребята стушевались, сникли, а "начальство" вошло в раж и понесло... Мне было очень трудно разговаривать больно, но я не выдержал и рубанул: "Вы все умники здесь командовать, а почему сами не летаете?" Ну, и еще добавил... Меня увели из палаты. Потом и моему тогдашнему командиру полка досталось: что это, мол, у вас такие подчиненные...

А меня раньше представили к награждению орденом за успешные боевые вылеты и за тот, самый памятный, последний. Так вот, написал на наградном листе этот начальник: "Воздержаться, проявляет недисциплинированность".

- Вот так! Нельзя пренебрегать субординацией! - заметил Гриша Шупик.

- Ну, Тамерлан, ты, наверное, такое сказал, что действительно... Все громко рассмеялись.

Еще одна горькая весть: погиб командир эскадрильи истребителей Василий Петрович Шумов, наш дальневосточник, мастер воздушного боя. Он любил повторять: "Военных заповедей много, а главная, по-моему, одна: сам погибай, а товарища выручай". Именно так и поступил он в последнем бою.

Летчик из эскадрильи Шумова Алексей Никулин рассказывал:

- Шумов, Кулинич, Потанин и я прикрывали штурмовиков. Выполнили они задание, пошли домой. Мы - следом. А нам навстречу идут еще две группы "илов", прикрывают их две пары истребителей. Командует ими заместитель Шумова Кирилл Карабеза. "Илы" пошли в атаку, в это время на них напали "худые". Летчики Карабезы отбили все атаки, но немцы получили подкрепление. Тогда Вася Шумов приказал мне и Кулиничу продолжать сопровождать нашу группу штурмовиков, а сам с Потаниным вернулся, чтобы помочь Кириллу. Жестокий был бой, Карабеза погиб. Наши сбили тоже трех "мессов". Шумова подбили, он, раненный, еле управлял машиной, тянул к Таманскому полуострову. "Худые" пытались его атаковать, но прикрывал Потанин. Все зря. Упал Шумов в море... Погибли в одном бою и комэск, и его заместитель, а мы, летчики, все живы остались.. Вот так Вася Шумов товарищей выручал...

А утром 7 декабря мы узнали, что десантники прорвали вражескую блокаду, прошли ночью от Эльтигена почти 20 километров и заняли на южной окраине Керчи гору Митридат.

В своей книге "От Кубанского плацдарма до Севастополя" Пиккерт пишет, что прорывавшиеся к Керчи десантники Эльтигена ночью разгромили зенитную батарею его дивизии, оказавшуюся на их пути к горе Митридат. И далее заключает о прорыве: "Нужно признать, что это была смелая операция противника". Теперь враг день и ночь атакует позиции на горе, а мы сбрасываем остаткам десанта боеприпасы и продовольствие, штурмуем противника. Потери у нас большие. Немцы встречают "илы" заградительным огнем крупнокалиберной зенитной артиллерии и счетверенных 20-миллиметровых установок "эрликонов".

8 декабря сбиты младший лейтенант Лебедев и воздушный стрелок Кравцов. Их самолет упал у подножия горы Митридат прямо на атакующих немцев.

Погиб младший лейтенант Мансур Зиянбаев. Его самолет был подбит зениткой, приводнился в Керченском проливе и пошел на дно вместе с летчиком. Во второй открытой кабине находился воздушный стрелок сержант Алясов. Его выбросил из морской пучины надувной жилет. На помощь бросились моряки, спасли, отогрели, и он возвратился в полк.

В тот же день не вернулся с боевого задания летчик Павел Широков, стрелком у которого был сержант Федор Хромченко.

Молодой парень из Перми Широков рассказывал нам, как он в предвоенные годы бредил авиацией. В то время улицы Перми пестрели плакатами: "Даешь 150000 пилотов!", "Сдал ли ты нормы на значок ПВХО?" С плакатов глядели мужественные лица летчиков и парашютистов.

Павел часто напевал задорную песенку курсантов аэроклуба:

Зальем бензин. Даешь контакт!

Все - на самолеты!

Крепче руль держи в руках,

Красные пилоты!

Широков воевал с 1941 года на ночном легком бомбардировщике По-2, был награжден орденом Красного Знамени. В нашем полку он переучивался летать на штурмовике и к этому времени имел уже пятнадцать боевых вылетов на

Ил-2.

Никто толком не мог доложить, что с ним случилось. Он был замыкающим в группе, наносившей удар по железнодорожной станции Керчь, куда немцы подбрасывали подкрепление. Вечером сообщили, что Широков посадил самолет прямо на улицу кубанской станицы, летчик ранен в голову, отправлен в госпиталь.

Стрелок Хромченко, возвратившись в полк, рассказал, что их самолет был подбит над целью зенитным огнем, поэтому они и отстали от группы. Немецкие истребители атаковали подбитую машину. Стрелок отражал их атаки, но один снаряд все же ударил в кабину, разорвался и ранил летчика. Прижав к воде Керченского пролива разбитую машину (приборная доска была разбита), превозмогая нестерпимую боль, Широков пошел дальше на бреющем полете. До своего аэродрома дотянуть не удалось. Мотор заклинило. С большим трудом летчик посадил машину и сразу же потерял сознание...