…Я был уже порочным - [3]

— Да я ничего… У поэтов всегда так: ушла девчонка, а для него это хуже атомной войны.

— А для вас? — лукаво прищурилась девушка. — Ведь вы тоже поэт.

— От-ткуда вы взяли? — Виктор от неожиданности даже заикнулся.

— Догадалась… Могу, кстати, лавром поделиться.

— Это лавр? — удивился Виктор и понюхал листья. Листья и правда пахли лавром.

Девушка тряхнула непокрытой головой. Соломенные волосы невесомо взметнулись над её плечами. Виктору перехватило дыхание — такое он видел только в кино.

— Лавр. Дома буду с ним суп варить и Кастрополь вспоминать.

«И меня», — с уверенностью подумал Виктор. Девушка бросила пакет на землю, вздохнула:

— Вы мне душу разбередили… Куда уж теперь суп…

Она помолчала, склонив голову.

— Вы слишком молоды, Витя. А тот, кого вы читали, наверно, стар, да и фамилия у него не русская. Вы не поможете нам — ни он, ни вы….

— О чём вы? — спросил Виктор, потеряв вдруг всю свою мальчишескую самоуверенность.

От её слов повеяло чем-то серьёзным, наболевшим. Виктор в силу своего полудетского максимализма мог посмеяться над чем угодно и не увидеть ничего святого даже в деве Марии, но боль он знал хорошо — в любых лицах. Отголосок её прозвучал и в словах новой знакомой.

— Вы не представляете, Витя, как мало надо женщине. Я уже не говорю о нежности, ласке… Достаточно, чтобы тебя просто заметили… О, вы не знаете нашего Гуся… Я как-то слышала, что семена цветов ветер всегда в одно место сносит. Собираются они там, цветут — всему миру на заглядение. Так и в Хрустальном… Девок-то у нас больше, чем цветов. Чужой кто приедет — поражается. А они, бедняжки, цветут, цветут и… вянут. Эх, разбросать бы нас по России! Да нет такого шального ветра.

— А вы уезжайте оттуда, — загорелся неожиданной идеей Виктор. — Приезжайте к нам, в Днепропетровск.

— Ах, Виктор, — грустно сказала, девушка. — Если бы всё решалось арифметикой. Кто-то из ваших собратьев писал: умереть от одиночества можно и в Париже.

Он даже руки опустил от таких слов. Что ей ответить? Как утешить? Но в следующий миг будто солнце выглянуло из-за туч — на лице спутницы появилась улыбка:

— Что вы такой впечатлительный, Витя. Мы с вами не во Франции, и я вовсе не собираюсь помирать. Рвите быстрее лавр — скоро стемнеет.

Через полчаса, наполнив доверху пакет, они стали взбираться на обрыв. Виктора вновь то и дело бросало в жар от неизбежных прикосновений, неотступного запаха вербейника.

Они остановились на едва освещённой веранде. Слова, которые ещё несколько минут назад переполняли Виктора, вдруг куда-то разом исчезли. Она завтра уезжает! До чего всё глупо — она уезжает. И имя… Он даже не спросил её имя. Или не расслышал. Она, кажется, говорила у моря… Всё!.. Сейчас попрощается и уйдёт…

Виктор вдруг заметил в руке у девушки ключ.

Какая удача! Есть повод продолжить разговор, а там… Они оба молоды и свободны. К тому же он ей понравился — это уж точно. Об этом говорили её глаза и руки. Он не мог обмануться.

— Давайте я вам помогу открыть дверь, — он потянулся за ключом.

Девушка спрятала руку с ключом за спину, потупила взгляд.

— Вы не так меня поняли, — промямлил Виктор, тотчас перенесшись с небес на землю. — Я и правда хотел помочь. Тут, говорят, везде негодные замки.

— Да нет, Витя, — смущённо ответила девушка. — Вы тут ни при чём.

Она поёжилась. К вечеру похолодало, появился ветер. От моря как бы приближалась полная и грузная луна. Её блеск ложился на воду, будто лёд, она и кралась по этому льду с величайшей осторожностью — а вдруг провалится.

— У меня к вам необычная просьба, — сказала девушка, глядя Виктору прямо в глаза. — Я жила в комнате не одна. Так вот. Моя напарница сейчас прощается, со своим приятелем. Вы понимаете?..

— Да, да, конечно, — пробормотал Виктор, хотя совершенно не понимал, к чему она клонит.

— Я знаю — вы одни в комнате. А мне не хочется гулять до утра по холоду. Разрешите поспать у вас три-четыре часа. Я уезжаю первым автобусом.

— О чём разговор! —с горячностью воскликнул он. — Спите, сколько вам захочется. Пойдёмте.

От волнения он замешкался с замком — ключ всё не попадал в скважину. Наконец, дверь открылась, Виктор пропустил гостью вперёд, но тут кто-то вышел на веранду, и он торопливо шагнул вслед за ней. Они столкнулись у двери. Девушка засмеялась. А на Виктора вновь повеяло душистым вербейником, мёдом и летом.

Сейчас я найду выключатель, — хрипло сказал он, шаря руками по стене.

— Не надо. Я уже раздеваюсь.

Эти простые слова обожгли Виктора. Отвернувшись, с колотящимся сердцем, он поспешно разделся, оторвав впопыхах пуговицу на манжете рубашки. Одежду он бросил на стул, а сам нырнул под одеяло и замер там, боясь даже шевельнуться.

Девушка раздевалась медленно — она долго шуршала одеждой. В комнате стояла такая глубокая тишина, что Виктор, казалось, слышал даже дыхание гостьи.

Он скосил глаза и только теперь как бы прозрел.

Комнату заливало сияние луны. Девушка сидела вполоборота к нему на соседней кровати и расчёсывала волосы. Они, рассыпавшись, сверкали на её обнажённых плечах, дымились и парили в пронзительном лунном свете.

«Она ждёт меня! Чтобы я подошёл…»

От этого открытия внутри у него всё сжалось и заныло, как перед неизбежным прыжком в ледяную воду.