Я был капитаном Фицроем - [5]

Однажды Виталий Игнатьевич вошел в кабинет своего непосредственного начальника капитана первого ранга Корнеева с каким-то пустяковым вопросом, кабинеты их были рядом, но Федора Ивановича в кабинете не оказалось. Дверь была открыта, понятно, что начальник отлучился буквально на минуту и вот-вот вернется. Виталий Игнатьевич быстро цепким взглядом осмотрел кабинет, на столе лежал секретный приказ по флоту, это была удача, удача, которой может больше и не представится. Его начальник вышел, не успев убрать в сейф секретный документ с которым работал. Воровато оглядевшись, Пацюк сгреб документ со стола и сунул во внутренний карман кителя, потом быстро вышел и вернулся в свой кабинет. В коридоре никого не было, никто не мог видеть что он заходил к Корнееву.

Виталий Игнатьевич сидел за столом, отирая со лба холодный пот, ему казалось что лацкан кителя слишком оттопырен, но вытащить документ из кармана и спрятать в стол нельзя. Он встал, подошел к маленькому зеркалу, что висело на стене, и внимательно осмотрел себя. Нет, все нормально, никто не заметит что в кармане что-то лежит. Он успокоился, сел за стол. Через несколько минут дверь кабинета отворилась, вошел Федор Иванович.

— Виталий Игнатьевич, — спросил он, Корнеев называл сослуживцев не по званию, а по имени отчеству, как было принято еще старые времена в русской армии и на флоте, — Вы не заметили случайно, ко мне в кабинет никто не заходил?

— Нет, не слышал, чтобы кто-то заходил к Вам, а что случилось?

— Да, понимаете, Виталий Игнатьевич, неприятность такая вышла, у меня со стола секретный документ пропал, сам виноват, конечно, вышел на минутку, документ на столе оставил и кабинет даже не закрыл, возвращаюсь, документа на столе нет.

— Может Вы его в сейф положили, или среди бумаг где?

— Да, смотрел уже, везде смотрел, ничего не понимаю.

— Да, успокойтесь, товарищ капитан первого ранга, найдется, куда он может деваться? Думаю, никто его не брал, сами, наверное, куда-нибудь положили, вспомните.

— Да на столе лежал, точно помню. Неужели уже склероз до такой степени… — проворчал Федор Иванович и вышел.

Виталий Игнатьевич потрогал рукой карман, где лежал секретный приказ по флоту, руки дрожали, мысли путались, только бы никто не заметил его состояния, только бы скорее закончился этот день. Но день, как на зло, тянулся ужасно долго, его вызвал Корнеев по какому-то вопросу, но отвечал Пацюк начальнику как-то путано, невпопад.

— Что с Вами, Виталий Игнатьевич? Вид у Вас какой-то нездоровый.

— Похоже, простыл немного, температура, видимо.

— Сходите к врачу, возьмите освобождение, нельзя так легкомысленно к своему здоровью относиться.

— Да ничего, товарищ капитан первого ранга, пройдет.

Виталий Игнатьевич возможно и пошел бы к врачу, чтобы пересидеть несколько дней дома, пока не утихнет шум с пропажей документа, но у врача нужно будет раздеваться, снимать китель, вдруг врач заметит документ, торчащий из внутреннего кармана? А если врач поймет, что у него не простуда, а состояние его вызвано совершенно другим? Может возникнуть подозрение. Нет, никуда ходить не надо.

Виталий Игнатьевич постоянно поглядывал на часы, как медленно тянулось время. И наконец-то день этот закончился, Виталий Игнатьевич собрался, сдал секретные документы, закрыл дверь кабинета, опечатал ее и направился в выходу. Для того чтобы выйти из штаба, нужно было пройти два поста, что если Федор Иванович поднял тревогу, и начальник штаба отдал приказ часовым досматривать всех, кто выходит? Тогда всё. Конец. Конец не только карьере, конец всему. Это трибунал. Но опасения его оказались напрасными, его никто не досматривал, матрос, стоящий на посту, посмотрел пропуск и отдал честь.

Придя домой, он быстро, нервным движением сорвал с себя китель, вытащил из кармана документ и бросил на стол. Потом снова схватил документ, не зная что с ним делать, около минуты он стоял посреди комнаты в нерешительности, затем пошел на кухню. Положил приказ в раковину и дрожащими руками стал зажигать спички, спички ломались, гасли, никак не хотели гореть, наконец ему удалось поджечь плотные листы бумаги, документ вспыхнул, и, поднимая ввысь струйку черной копоти, сгорел. Виталий Игнатьевич тщательно перетер пепел пальцами в порошок, смыл его в раковину, затем вымыл раковину и руки. Все было кончено, документ был окончательно уничтожен, теперь уже никто и никогда не сможет отыскать его следы.

Виталий Игнатьевич открыл форточку, но на кухне все равно стоял стойкий запах паленой бумаги. «Боже мой! — подумал он. — Сейчас придет с работы жена, как я ей объясню, почему я жег бумагу?». Виталий Игнатьевич достал сигарету и закурил чтобы хоть как-то перебить запах паленой бумаги, он раньше в квартире никогда не курил, выходил на лестничную площадку. Только он докурил, загасив окурок, как раздался звонок в дверь.

«Жена!» — подумал он и бросился открывать. Жена вошла и, с порога понюхав воздух, сказала:

— Виталик, ты что, уже в квартире куришь? Совсем обнаглел!

— Извини, Галочка, перенервничал, неприятности на работе.

— Мог бы прекрасно нервничать на лестнице, а что случилось? У тебя неприятности?