Я был Цицероном - [10]

Уже на третий день своего пребывания в резиденции посла я понял смысл системы черных и красных ящичков. Это объяснялось весьма определенными свойствами натуры сэра Хью.

Все телеграммы, донесения, меморандумы, то есть самые важные документы, находились в красных ящичках. Они доставлялись из посольства в его личную резиденцию, потому что он предпочитал работать здесь.

Непросмотренные документы оставались на ночь в сейфе мисс Люси. Но документы особой важности, над которыми посол хотел подумать в свободное время, перекладывались из красных ящичков в черный, который сэр Хью брал с собой в спальню.

Итак, секретные, но не особенно важные документы хранились в посольстве под надзором сильной охраны. Зато исключительно важные документы в дневное время находились в красных ящичках на столе посла в его личной резиденции, а ночью их клали в сейф Люси, очень простой в обращении. Единственным сторожевым псом за дверью этого кабинета был усталый охранник тысяча восемьсот девяносто четвертого года рождения, здоровье которого было сильно подорвано многолетними ночными дежурствами. Его плохо подогнанные зубные протезы свистели, когда он спал. Сэр Хью занимался с документами из черного ящичка до глубокой ночи и засыпал только с помощью снотворных таблеток.

Моя комната, которая находилась, как я уже говорил, рядом с комнатами других слуг, была маленькой и очень просто обставленной. Кровать, стол, шкаф для одежды и стул. В дополнение к этому я купил лампочку в сто ватт и принес металлические стержни, а также металлическое кольцо. Фотоаппарат можно было привинтить к металлическому диску, а стержни использовать как стояки. Так получилась тренога, с помощью которой было легко фотографировать документы. Чтобы отвлечь подозрение, два стержня я приладил к шкафу и повесил на них галстуки, а два других прикрепил к степе возле умывальника. На них я вешал полотенца, а иногда выстиранные носки.

Металлический диск служил пепельницей. Метки, образовавшиеся на нем от привинчивания к нему фотоаппарата, выглядели как следы от сгоревших сигарет.

Со временем я принес еще большой кусок воска.

Мара была моим утешением. С ней я забывал обо всем.

— Почему бы мне не довольствоваться тем, что я имею? — как-то спросил я ее, словно она была в чем-то виновата. — У меня самая высокооплачиваемая работа из всех, какие я когда-либо имел. Почему я должен заниматься такими делами?

Я был изменчив, как погода. Подавленность быстро сменяла веселость.

Мара дружески сжала мою руку. Она считала своей обязанностью подбадривать меня, ибо верила, что я турецкий патриот, в чем почти уверился и я сам.

— Я так боюсь за тебя, но ты должен, должен делать это.

Мое настроение быстро изменилось. Я начал улыбаться и говорить о сэре Хью, кому, как предполагалось, я был верен.

— Надо видеть его утром, — начал я. — Это безвольный и мягкий, как старые фланелевые брюки, человек. По постепенно он приходит в себя. Проглатывает апельсиновый сок, затем встает с кровати и принимает ванну. После этого он свеж, как маргаритка, и может целый день заниматься умственной работой.

— Как хорошо ты говоришь! — воскликнула Мара. Пока мне везло. Я достал из кармана пальто три куска воска и показал их ей.

— Что это такое? — воскликнула она.

— Отпечатки ключа, — похвастался я и рассказал ей, как мне это удалось сделать.

Его превосходительство плескался в ванне, пока я в спальне приводил в порядок его серый костюм. Его ключи — ключ от сейфа и ключи к красному и черному ящичкам — лежали на тумбочке.

Я быстро сделал слепки. На ключе остался маленький кусочек воска. Я подошел к гардеробу, взял один из шелковых носовых платков сэра Хью, вытер им ключи и положил их обратно на стол.

В этот момент сэр Хью в халате вошел в спальню. Он появился так внезапно, что я даже не успел испугаться. В руке у меня был белый как снег носовой платок.

— Надо отдать его в стирку, ваше превосходительство, — проговорил я.

Сэр Хью кивнул, но моих слов он явно не слышал. Подойдя к тумбочке, он быстро взял ключи, положил их в карман халата и снова вышел.

Через минуту я услышал, как он полоскал рот. Я вытер пот шелковым платком.

Я продолжал хвастаться:

— Слышала бы ты, как он полоскал рот. Это напоминало клокотанье горной речки.

Я с удовлетворением смотрел на восковые слепки и представлял себе, как сэр Хью испугался, когда вдруг вспомнил, что с ним нет ключей от ящиков с совершенно секретными документами. Он, наверное, выскочил из ванны как сумасшедший.

С минуту помолчав, я самодовольно улыбнулся и добавил:

— Сэр Хью слишком хорошо воспитан. Если бы он не тратил времени на надевание халата, он бы наверняка застал меня с поличным.

Мы сидели с Марой на скамейке в уютном парке Каваклидере. Она прижалась ко мне и прошептала:

— Ты знаешь, о чем я иногда мечтаю? О своем домике, в котором мы были бы счастливы.

— Если все пойдет нормально, у нас вскоре будет такой домик, — ответил я.

Она обняла меня так страстно, что я даже забыл, о чем думал.

— Когда мистер Баск собирается на следующий банкет? — сухо спросил я, поднявшись со скамейки.

— Послезавтра.

В тот вечер, когда мистер Баск отправился на банкет, я пошел к Маре. В портфеле мистера Баска я нашел список фамилий и на кухне сфотографировал его.