Я бы снова выбрал море… - [38]

— Вы трижды были на краю гибели. Что вы думаете о смерти?

— Смерти я не боюсь, с высоты своих лет я могу сказать об этом. Но я боюсь выхода из строя. Так, наверное, думают многие.

— Пал Палыч, вы всю жизнь провели в море. Можете вы сказать, что оно чему-то научило вас?

— Море каждого учит, если только он не слепой и не глухой. Скитаясь по всему свету, я редко бывал дома, в море я научился любить Родину. Море мне показало, как мала наша земля. В море я понял, что более всего надо дорожить в жизни честью.

— Честь, кодекс чести… Если бы вас попросили составить кодекс капитанской чести, состоящий, скажем, из пяти заповедей, то как бы выглядел ваш вариант?

— Затрудняюсь, право. Может быть, так: первая — не пей, вторая — не важничай, третья — люби и знай свое дело, четвертая — не жадничай, пятая — будь доброжелателен.

— Почему у вас на первом месте трезвость?

— Потому что ее больше всего я ценю в людях. Вид пьяного человека вызывает во мне отвращение.

— Борьба с пьянством — одна из основных примет нашего времени. Знаю вас уже давно и не сомневаюсь в искренности вашего ответа; уверен, что вызван он отнюдь не желанием сказать на злобу дня. Что еще в нашей жизни волнует вас?

— Больше всего меня волнует то, о чем говорилось на XXVII съезде нашей партии. Слишком долго мы замалчивали наши недостатки и славили достижения. Хочется верить, что намеченное нам будет под силу.

— Пал Палыч, мы говорили с вами о вашей морской, капитанской судьбе, о жизни, о море, о людях, но до сих пор еще не касались темы, которая интересует моряков и, прежде всего, капитанов. Речь идет о вашем творчестве. Многие читали об этом, видели ваши работы, а капитаны, в частности, хотели бы узнать, как вам удавалось совмещать живопись и мореплавание. Итак, что вы думаете о своем творчестве? Не могли бы вы кратко охарактеризовать и выделить его этапы?

— Акварельной живописью я занимаюсь всю свою жизнь, и это занятие стало второй профессией. Я писал море, пейзажи, портреты. Есть любимые работы, но ни одну из них я не считаю безупречной. Последнюю удачную работу «Бой 28 июля 1904 года» сделал в начале этого года. Часто меня спрашивали: не мешает ли живопись основному занятию? Нет, конечно. Можно равно любить и море, и изобразительное искусство. Море было главной темой моего творчества, а живопись, в свою очередь, помогала понимать смысл и назначение профессии моряка. В моем занятии живописью было два периода: любительский, когда я хотел сделать побольше, и, возьму на себя смелость сказать, зрелый, когда я стремился приобрести профессионализм. Специалисты говорят, я добился этого. Очень признателен капитану Николаю Максимовичу Штукенбергу, художнику-профессионалу, который дал первый урок живописи, когда мне было девятнадцать лет. Почти все мои работы находятся в музеях Владивостока: морском, историческом и в картинной галерее.

— А что еще, кроме моря и живописи, вы любите?

— Историю. Сразу же после окончания мореходки я взял программу исторического факультета университета и за семь лет проштудировал литературу, указанную в ней. Позже мне удалось прочитать замечательные книги — «Историю государства Российского» Карамзина и «Историю России с древнейших времен» Соловьева. Большинство моих акварелей имеют исторические сюжеты.

— Как вы считаете, нужно ли капитану иметь такие разнообразные интересы?

— Широкий кругозор только помогает, а работа на флоте способствует формированию различных интересов. Капитан с широким кругозором гораздо интереснее как личность и компетентнее как специалист.

— И последний вопрос, Пал Палыч. Кто вы? Капитан? Художник? А, может быть, историк?

— Конечно, капитан.

— А что такое капитан? Должность? Звание? Профессия?

— По-моему, состояние.

1986 год

Море остается с капитаном

Шестнадцать лет прошло, как оставил Павел Павлович капитанский мостик, а морские сны и сейчас ему снятся. Особенно навязчив один, самый нежеланный, сон… Порт. Он идет по причалу, а знакомый, пропахший йодом, пенькой, древесиной и дымом угольных пароходов ветер треплет полы пальто, холодит лицо, раскачивает у причала черный силуэт парохода. Пароход без труб, без надстроек. Только корпус над усталым бетоном причала чернеет. Куянцев ускоряет шаг, чтобы успеть прочитать название парохода. Но – не успевает. Сон обрывается…

В такие минуты Павел Павлович лежит некоторое время с открытыми глазами, а потом включает свет в комнате и смотрит на стену. Здесь в окружении его работ – акварелей, художественных фотопортретов (пробовал себя и в качестве фотохудожника) – висит небольшая репродукция «Сикстинской мадонны» Рафаэля, картины, которую Куянцев–художник ценит превыше всего. Видение женщины, вечности, оставленной кистью гения, приносит потревоженной душе умиротворение.

И забывается на какое-то время черный пароход.

Какой из них?..

Куянцев стал капитаном в двадцать шесть лет. И тогда обрел известность: самый молодой капитан на флоте. Но до этого он узнал самую трудную трудность океанской своей работы. Это случилось в 1931 году. Уже тогда пароходы использовались не только для транспортировки промышленных и продовольственных грузов. Был еще один – особый – вид груза: заключенные. Когда везли из Владивостока на север Охотского моря, в Нагаево, или к серединному побережью – в Охотск первые партии заключенных, у молодого штурмана никаких сомнений не возникало. Как-то после войны выдали вахтенным маузеры. Капитан сообщил, и начальник конвоя подтвердил: