Я бы сказала, что люблю... - [7]

Букингэм тянула нас наверх. Мимо пронеслась стайка первогодок, верещавших во всю силу своих легких. Я вспомнила, как сама впервые услышала эти сирены. Неудивительно, что девчонки вообразили, будто настал конец света. Букингэм гаркнула:

— Девушки! — заставив всех замолчать. — Следуйте за мадам Дабни. Она отведет вас в конюшни для занятий по выездке. И, леди, — она с укоризной глянула в сторону двух темноволосых близняшек, перепугавшихся больше других, — соблюдайте спокойствие!

С этими словами Букингэм развернулась и припустила по лестнице на второй этаж, где мистер Московиц и мистер Смит пытались закатить в кладовку со швабрами статую Элеоноры Эверетт (выпускницы академии, которая однажды одними зубами обезвредила бомбу в Белом доме). Мы быстро пересекли Исторический зал — там меч Джилиан плавно скользнул в углубление за постаментом, словно Эскалибур, возвращающийся к Владычице озера. Вместо него появился бюст мужчины с огромными ушами — предположительно, первого директора школы.

Вся школа пришла в состояние организованного хаоса. Мы с Бекс переглянулись. Вообще-то нам полагалось сейчас быть внизу, вместе с остальными второкурсницами, и проверять основной уровень, не осталось ли на виду чего-нибудь, выдающего нашу связь с разведкой. Но Букингэм повернулась и прикрикнула:

— Девушки, поторапливайтесь! — Сейчас она походила не столько на добрую пожилую учительницу, которую мы знали, сколько на женщину, отобравшую у фашиста автомат голыми руками во время Второй мировой.

Позади раздался треск и несколько польских ругательств, и я сделала вывод, что статуя Элеоноры, скорее всего, превратилась в груду обломков. В конце коридора возле дверей в свой кабинет стояла моя мама — она была так спокойна и столь непринужденно забрасывала в рот «ММ's», будто ждала меня после тренировки по футболу, и день был абсолютно ничем не примечателен.

Ее длинные роскошные волосы рассыпались по плечам, челка небрежно откинута с безупречно чистого лба. Она клянется, что у меня тоже когда-нибудь будет такой, как только мои гормоны прекратят войну с порами.

Иногда я искренне радуюсь, что девяносто процентов времени мы проводим в этом здании, потому что каждый раз, когда мы выходим куда-нибудь, я вынуждена смотреть, как мужчины пускают слюни при виде моей мамы или спрашивают, не сестры ли мы. Это выводит меня из себя, хотя мне следовало бы гордиться, что кто-то вообще разглядел во мне родство с ней. В общем, моя мама — красотка.

— Привет, Ками, Ребекка, — сказала она и повернувшись к Букингэм, добавила:

— Спасибо, что привели их, Патриция. Зайдите на минутку.

В кабинете — спасибо звуконепроницаемой обшивке — общешкольного переполоха было не слышно. Сквозь окна со свинцовой защитой проникали солнечные лучи, играя на дубовых панелях и огромных, во всю стену, книжных шкафах, которые во время нашего разговора разворачивались, скрывая труды типа «История отравлений и ядов», «Преторианское руководство по достойной смерти». Их сменили «Элитное образование» и «Вестник частного образования». На столе у мамы стояла фотография, сделанная во время нашей поездки в Россию. Я с ужасом смотрела, как мы с ней продолжаем обниматься, а на фоне вместо Кремля появляется замок Золушки из Диснейленда.

— Голографическая радиосинтезированная фотобумага, — пояснила мама, заметив мое удивление. — Доктор Фибз летом изготовил пробную партию в своей лаборатории. Голодные? — она протянула нам с Бекс горсть конфеток. Как ни странно, я совсем забыла о терзавшем меня голоде, но все-таки взяла зеленую на удачу. Что-то мне подсказывало, что удача понадобится.

— Девушки, мне нужно, чтобы вы провели экскурсию.

— Но… мы же второй курс! — воскликнула Бекс, словно моя мама могла чудесным образом это забыть.

У мамы был полный рот шоколада, поэтому объяснить взялась Букингэм.

— У третьего курса семестр начался с тактики проведения допросов, поэтому они все сейчас под действием пентотала натрия. А четвертому курсу подключали контакты ночного видения, и у них еще часа два зрачки не вернутся в нормальное состояние. Сейчас самое неудобное время, но Красный код есть Красный код — просто так он не включается. Никогда не знаешь, когда случится следующий.

— Ну, что скажете? — улыбнулась мама. — Вы нас выручите?

Человек должен обладать тремя качествами, чтобы без приглашения появиться на пороге Академии Галлахер для особо одаренных девушек, — настойчивостью, властью и отсутствием другого выбора. Большинство потенциальных студентов не продвигаются дальше стандартной отговорки администрации: «В настоящее время мы не принимаем заявлений». Лишь получив отказ во всех школах страны, можно решиться приехать в Розевиль в призрачной надежде, что личный визит что-нибудь изменит. Но никакая настойчивость не проведет вас через ворота. Нет, для этого требуется настоящая власть.

Вот почему я и Бекс стояли на парадном крыльце, поджидая, когда по аллее подъедет длинный лимузин с семейством МакГенри (да-да, тех самых МакГенри с обложки декабрьского «Ньюс-уика»). Они из тех, кого не так-то просто спровадить. Но мы уже давно поняли: лучший способ что-то спрятать — положить на видное место. Поэтому мы должны были познакомить их с Академией Галлахер для особо одаренных девушек. Главное, чтобы они ни в коем случае не догадались о специализации школы.