Я буду рядом - [80]

Я впервые услышала об этом. Неужели, записывая каждый съеденный кусочек, Миру таким образом боролась с той частью своего «я», которая не желала есть вообще? Мать Миру распахнула дверь в дальнем конце гостиной и вошла в комнату. Я подошла к двери и заглянула внутрь. Пол здесь был поцарапан, обои изодраны, шкаф и подоконник покрыты глубокими трещинами.

– Вот, посмотри. – Мать Миру опустилась на колени и коснулась пальцами царапин. – Это сделала Эмили.

Я остолбенела, не в силах понять, что же случилось с Миру, при словах матери о кошке я разразилась рыданиями. Неужели только Эмили все это время пыталась помочь Миру? Я вошла в комнату и осторожно коснулась поцарапанного шкафа. Перед моим мысленным взором промелькнули крохотные коготки Эмили. Некоторые отметины были отчетливыми, другие – едва заметными, а третьи – очень длинными. Эмили! Я торопливо вытерла глаза. Даже когда мы подъехали к дому, Эмили осталась на заднем сиденье машины. Неужели отметины от кошачьих когтей – это попытка Эмили во что бы то ни стало остановить Миру? Я стояла рядом с матерью Миру, и мы вместе смотрели на поцарапанный пол.

– Мы и предположить не могли, что Миру отправится в эту затянутую паутиной лачугу. Я совершила ошибку – не надо было продавать тот дом в Сеуле. Миру умоляла нас позволить ей жить там вместе с тобой. Но тогда нам в голову не приходила мысль – это поможет Миру. Конечно, теперь мы знаем: ничего нет страшнее того, что случилось здесь. Но в то время мне казалось, если Миру вернется в тот дом, она никогда не сможет избавиться от воспоминаний о трагедии с ее сестрой. Я горевала, просто никак не могла взять себя в руки, у меня просто не было сил заняться и Миру. Когда мы продали дом, Миру не захотела больше нас видеть. Она отказывалась встречаться со мной. Ты сказала, тебя зовут Чон Юн?

Она рассеянно смотрела на меня, будто уже забыла, что называла меня Юн-а, и произнесла мое полное имя так, словно только сейчас запомнила его.

– Да.

– Я была плохой матерью. Особенно для Миру.

Она открыла шкаф и достала с верхней полки коробку.

– Это принадлежало ей.

В коробке оказался дневник и аккуратно сложенные письма, которые когда-то, судя по всему, были приколоты кнопками к стене.

– Мы сняли все это со стен.

Я просмотрела письма. Они были адресованы мне, Мен Сё и профессору Юну.

– Ты возьмешь их?

Мать Миру спокойно смотрела на меня. Я закусила губу и кивнула, больше уже ничего не могла сделать, лишь стояла и смотрела, как ее мать заворачивает коробку в кусок ткани.

На обратном пути мать Миру неожиданно сказала:

– Мы кремировали и развеяли ее пепел по ветру.

Она бесконечно завязывала и развязывала узел ткани на завернутой коробке. У меня не хватило духу спросить ее, где именно они развеяли пепел Миру. Она сказала, что Миру так похудела, что уже не походила на человека. Я отвернулась и стала смотреть в окно на горы.

– Она стала легкой, как снежинка, – сказала ее мать, голос звучал все тише.

Мой взгляд затуманился, и я уже не видела деревьев. Пока Миру находилась в том пустом доме и голодала, пока Эмили изо всех сил царапала полы в попытках остановить Миру, чем занималась я? А я тем временем носилась по городским улицам в компании Мен Сё с раскрасневшимися от возбуждения щеками. Я потерялась в бескрайнем море чужих людей. И пока мы с ним бродили по улице с незнакомцами, взявшись за руки, распевали песни и осаждали городскую ратушу, Миру увядала, как цветок, в этом пустом доме у подножия гор и писала нам бесконечные письма, а затем развешивала их на стенах.

Когда мы прощались с матерью Миру, она не вышла из машины. Она даже не взглянула на меня. Я ступила на тротуар, так и не спросив, могу ли взять с собой Эмили. С коробкой в руках, где лежал дневник Миру, я направилась к вокзалу, но не выдержала и обернулась. Машина с матерью Миру стояла на том же месте. Я прошла еще несколько шагов и снова обернулась. Машина не двинулась с места. Почему вдруг в этот момент я вспомнила мамино лицо? Мама тогда чувствовала себя виноватой за то, что умирает. Мама отправила меня в город, когда узнала, что больна. Я вдруг развернулась и ринулась обратно к машине. Я торопилась, спотыкалась на бегу, ужасно боялась, что они уедут прежде, чем я успею добежать до машины. Я постучала в окно машины с ее стороны. Я не могла успокоиться, пока она не опустила стекло.

– Пожалуйста, откройте дверь!

Мать Миру скользнула по мне безучастным взглядом пустых глаз.

– Пожалуйста, откройте дверь!

Она распахнула дверцу машины. Я поставила коробку с дневником Миру на землю, наклонилась и обняла мать Миру. Ее сухое лицо прикоснулось к моей щеке.

– Мадам, я уверена, Миру очень сожалела о происходящем. – Я положила голову на ее плечо. – Не сомневаюсь, она очень хотела бы вам это сказать.

– Спасибо тебе! – Мать Миру похлопала меня по спине обеими руками. – Спасибо, что не спросила, почему я оставила ее там.

Я закусила губу – просто не имела права задавать этот вопрос, ведь я сама оставила Миру в одиночестве.

– А теперь уходи! – Она оттолкнула меня. – И давай постараемся больше никогда не ветре… – У нее сдавило горло, и она не смогла выговорить последнее слово.