Я буду рядом - [75]

– Ну что, начнем?

– Ты и в самом деле этого хочешь?

– Возможно, если мы обнимем сотню незнакомцев, что-нибудь изменится.

Он неотрывно смотрел на лестницу, ведущую в башню, и считал людей: один, два, три… Со стороны леса налетел ветерок и взъерошил его волосы. Каждый раз, называя следующее число, он вскидывал свои темные брови. Когда он досчитал до девяти, на лестнице показался ребенок, его мать торопливо поднималась следом за ним, отстав на несколько ступенек. Мен Сё уже собирался сорваться с места и кинуться к мальчику. Но прежде, чем он досчитал до десяти, я раскинула руки и изо всех сил прижала его к себе.

* * *

Каждый день на рассвете в моей комнате раздается телефонный звонок. Он звонит и звонит, если же я беру трубку, связь обрывается. Я рассказал Юн об этих ежедневных звонках на рассвете, и у нее округлились глаза. «Мне тоже звонят. И тебе?» Она сказала, что, стоит ей взять трубку, связь тут же обрывается. Мы удрученно смотрели друг на друга, некоторое время молчали, а затем Юн спросила: «Может, это Миру?» Я ответил: «Если бы это была она, зачем ей вешать трубку?»

Юн пристально посмотрела на меня и решила, что я прав. Она спросила: «Случалось ли раньше, чтобы Миру исчезала так надолго?» Никогда. И хотя я знал – едва ли Миру отправилась бы к своим родителям, но я все равно пытался звонить им домой. Судя по тому, как ее мать спросила: «Это ты, Мен Сё?», она сама хотела узнать у меня новости о Миру.

И вот теперь мы оказались один на один с бурей. Я почти каждый день выхожу на улицы города и присоединяюсь к митингующим. Я не могу оставить Юн одну, мы ходим везде вместе, беремся за руки и вместе с другими митингующими направляемся в сторону универмага «Шинсиге», проходим мимо городской ратуши. Когда мы вот так идем вперед, говорила Юн, кажется, словно мы можем действительно что-то изменить. Мы были сплочены, и никому не казалось неестественным взять протянутую руку незнакомого человека. Если нас расталкивали в разные стороны и я терял руку Юн, то снова мог найти ее в толпе. Я хочу утвердить свою систему ценностей, перестать метаться от одного феномена к другому. И сейчас только это ощущение сплоченности и заключает в себе истинную силу для меня. Когда я выхожу на улицы, тяжелый туман, как головная боль, рассеивается, и даже бездонное отчаяние отступает.

Давай навсегда запомним этот день.

Юн пахнет шоколадом. В заборе университетского городка есть дыра, в которую вполне может пролезть человек. На другой стороне находится небольшой магазинчик. Как-то раз у нас не было желания идти на занятия, и мы с друзьями через эту дыру сбежали с занятий. Когда мы проходили мимо витрины магазина, кто-то крикнул: «Шоколад!» На витрине я увидел незнакомые разложенные сладости. Один кусочек стоил столько же, сколько целая упаковка других сладостей. Мы скинулись всей компанией, купили несколько кусочков, разделили на всех и принялись смаковать диковинное лакомство. Один парень из нашей компании догадался, что это шоколад, и сдержанно заметил: «Вкус у этих сладостей просто изумительный!» Конфета легко таяла на моем языке. Я и не представлял, что в мире существует настолько вкусное лакомство. Я просто не мог пошевелиться от удовольствия.

В автобусе звучала песня Голубого Дракона «My Only Wish». Эту песню мы пели вместе под аккомпанемент гитары Миру, когда Дэн перед армией приезжал навестить Юн и мы несколько дней провели в том давно пустующем доме. Эта песня в исполнении любительского оркестра завоевала приз в одной молодежной музыкальной передаче, вроде Фестиваля пляжной музыки или Фестиваля университетских музыкальных групп, которые довольно давно проводила телевизионная станция. Я прижался лбом к стеклу и запел:

Мое единственное желание —

Вернуться к океану в тихих сумерках вечерних

И тихо лечь на траву у лесной опушки.

Чистое синее небо над бескрайним морем,

Мне здесь ни к чему яркие флаги,

Ни к чему мне роскошный дом.

Мне нужна лишь постель,

Что соткана из молодых веток.

Никто не прольет слезы над моей подушкой,

И шепот в ворохе сухих листьев —

Всего лишь отзвук осеннего бриза.

Когда мы вместе пели эту песню под гитару в пустом доме, она звучала печально и романтично, возможно благодаря Дэну. Но когда я принялся напевать ее в автобусе, я вдруг ощутил дыхание смерти, пронизывающее песню насквозь, и резко умолк. Кто бы мог подумать, что за нежной и приятной мелодией скрывается ледяное дыхание смерти! Вы можете напевать ее красиво и неторопливо, если не испытывали смертельной угрозы. Правильно?

У двоюродной сестры Юн родилась дочь. Скоро они будут праздновать сотый день с момента ее появления на свет.

Мне приснился сон.

Я не знаю, что это за место, но помню – стою у реки, мне надо перейти на другую сторону. Все вокруг окутывает густой туман, я не видел ничего перед собой, бродил взад-вперед, не мог перебраться через реку и вдруг заметил дом. Между рекой и домом был привязан паром. Я решил, что это дом паромщика, и принялся радостно стучать в дверь, никто не отзывался. Я закричал, никто не откликнулся. Тогда я толкнул дверь, и она распахнулась. Я вошел внутрь, никто не вышел мне навстречу. На полу валялась книга, которую словно кто-то только что читал, и вот я подобрал ее и раскрыл. Я знаю, что читал ее во сне, но, проснувшись, ничего не мог вспомнить. Я ждал довольно долго, но владелец парома так и не появился. И вот я сел в лодку, пытался грести. Вода расступилась, лодка скользнула вперед. Лодка отплывала все дальше от берега, и туман постепенно редел. Мне казалось – это я разгоняю туман. Когда лодка оказалась почти на середине реки, туман, который поначалу был таким плотным, что я не мог ничего различить в двух метрах от себя, рассеялся почти полностью. Это выглядело очень странно. Вот туман исчез, лодка остановилась и не двигалась с места, как бы я ни старался грести. Лодка словно застряла на поверхности воды. И в этот момент я услышал громкий крик. В голосе слышалось отчаяние. Я обернулся и увидел, как кто-то машет мне руками с того места, где была привязана лодка, и зовет меня. С такого расстояния я не мог разглядеть лицо человека, но он кричал, умолял перевезти его на другой берег. Я добрался уже до середины реки и не мог повернуть назад. Если лодка хоть немного проплыла бы вперед, я не стал бы даже оборачиваться. Я снова попытался грести в нужную мне сторону, но лодка по-прежнему не двигалась с места. Я смирился и, бросив попытки доплыть до другого берега, начал грести к звавшему человеку, и лодка заскользила по водной поверхности.