Я буду рядом - [39]

– В таком случае тебе следует специализироваться по архитектуре.

– Я уже говорил, что провалил тест. Но как бы там ни было, я все равно когда-нибудь стану архитектором. Вот увидите! Я родился в этом городе. Это пространство я хочу улучшать, охранять и наполнять моим будущим. Если хотите увидеть стену, мы можем отправиться прямо отсюда. Пойдем? Только сначала нам надо подняться на вершину горы Нак.

Мы последовали за Водопадом к выходу из парка Марроньер и направились к горе Нак, которую я видела лишь из окна своей мансарды. Я немного запуталась, в какой стороне располагался дом моей двоюродной сестры. Кто-то громко удивился, что в городе еще существуют такие места. Пока мы шли по узким улочкам, один юноша засомневался, что эта дорога ведет к крепостной стене. Водопад объяснил: гора представляет собой цельную гранитную глыбу и своими очертаниями напоминает верблюжий горб. Я бросила взгляд на окно своей мансарды, откуда обычно смотрела на гору. Я представила себя там, внизу. Вот я поливаю карликовую пальму, завязываю шнурки перед выходом из дома, поднимаюсь на крышу поздно ночью и рисую квадраты, начинаю играть в классики – бросаю камешек и скачу на одной ноге, чтобы подтолкнуть камешек и вернуться в первый квадрат, как когда-то в детстве во дворе нашего дома.

Я все еще шла позади всех и разглядывала свою мансарду, как вдруг Мен Сё прошептал мне на ухо:

– Я люблю тебя, Чон Юн!

Пораженная его неожиданным признанием, я не могла отвести глаз от окон своей мансарды и тут же выпалила:

– Ты любишь меня так же сильно, как Миру?

Он взглянул в ту же сторону, что и я, и ответил:

– Любовь к тебе заставляет меня думать о том, где бы я хотел оказаться через десять лет.

– Но ты любишь меня так же сильно, как Миру? – Я взглянула на Миру.

Она шла рядом с Хун Тэ, по прозвищу Шар. Его так прозвали за то, что, сидя в первом ряду на лекциях по поэзии, он постоянно вертел головой, следил за взглядом профессора Юна. Юбка Миру на мгновение коснулась гранитной глыбы горы Нак, а затем снова взвилась вверх.

– Когда я был маленьким, – начал Мен Сё, – я вместе со своими старшими братьями поехал в дом родителей нашей мамы. В ту ночь братья вместе ушли из дома, и я увязался за ними. Они охотились на воробьев с одним из наших старших двоюродных братьев. Именно тогда я узнал – воробьи живут в соломенных крышах домов. Я до сих пор помню, как они дрожали от страха, когда старший брат освещал их фонариком. Я и подумать не мог, что в этих крышах прячется так много воробьев. Братья хватали их обеими руками. Один из старших братьев сумел схватить сразу пять птиц. Воробьи не шевелились в этих живых тисках. Вскоре у нас уже не хватало рук. Брат вытащил из соломы крохотного птенца и сунул мне в руки с приказом покрепче держать его. Птенец так испугался, что даже не мог махать крыльями, его парализовал ужас. Он был мягким и теплым. Я боялся, что он постарается улететь, и засунул его в карман. Я держал руку в кармане и гладил птенца, а он беспокойно метался внутри. Мне нравилось трогать кончиками пальцев его перья и горячее тельце. Тогда, наверное, я впервые касался чего-то столь юного и беззащитного. Казалось, мой маленький карман извивался от переполнявшей его жизни. Я словно держал в кармане целый мир. Не знаю, сколько мне было лет, но до сих пор помню огромную радость, переполнявшую меня тогда. И моя любовь к тебе столь же бесконечна, как и та радость.

Слова «бесконечна, как и та радость» упали в мое сердце словно капли дождя. Я провела рукой по стене и снова уставилась на цветастую юбку Миру, мелькавшую впереди.

– Ты любишь меня так же сильно, как Миру?

– Братья все еще ловили воробьев, когда двоюродный брат попросил вернуть ему птенца. И хотя я не желал отдавать ему свое сокровище, но все-таки пришлось достать извивающегося птенца из кармана. Мне хотелось еще раз взглянуть на него. Он был такой крохотный, наверное, еще и летать не научился. Двоюродный брат схватил птенца и ушел. Мне не надо было отдавать его. Когда брат вскоре вернулся, все птицы были сожжены на костре. Их косточки торчали из-под обуглившейся кожи. Я не знал, который из этих несчастных тот самый птенец, теплым комочком шевелившийся в моем кармане всего несколько мгновений назад. Я взглянул на птиц с обугленными перьями, черной кожей и расплакался, кричал, чтобы он вернул мне птенца, но было уже слишком поздно. Я продолжал кричать и требовать у него свою птичку и, должно быть, здорово разозлил брата. Он схватил самый маленький трупик и сунул мне в лицо: «Вот он». Когда я взял обуглившееся тельце птенчика, мне показалось – мир обрушился на меня всей своей тяжестью. Мягкая, теплая птичка стала холодной как лед. Впервые в жизни я касался чего-то мертвого. Моя любовь к тебе глубока, как та боль.

И снова его слова дождем оросили мою душу. Я избегала смотреть ему в глаза.

– Ты любишь меня так же сильно, как Миру?

Когда я спросила его об этом в первый раз, то всего лишь хотела пошутить, но теперь дело приняло серьезный оборот, и я чувствовала себя очень странно. Я не знала, в чем на самом деле пытаюсь убедиться.