Я беду от тебя отведу - [7]

Вот и я, видимо, отношусь к этой самой категории вечно метущихся, обречённых на бесконечное внутреннее противостояние двух взаимоисключающих друг друга взглядов на жизнь. Одного — являющегося следствием принудительного воспитания на принципе разумной реальности, и второго — разрешающего открытие в себе иных возможностей, не имеющих ничего общего с привычным реальным, что в действительности может являться следствием серьёзного психического отклонения. Мои страхи и душевные мучения усиливались ещё и от того, что трансформация реальности для меня происходила слишком грубо, стремительно и независимо от моей воли. И наконец наступил момент, когда я уже не могла отличить настоящее от вымышленного, ибо я оказалась совершенно не готовой к тесному столкновению с такими силами, существование и проявление которых в нашем мире считается невозможным и, вероятно, очень вредным и опасным, с точки зрения проповедующих различные духовные теории.

* * *

Наверное, когда-нибудь всё прояснится и встанет на свои места. Я верю, что однажды это случится. Все те странные вещи и явления, происходившие со мной в разное время на протяжении моей жизни… Должно же им найтись хоть какое-то разумное, а может, даже научное объяснение?

С детства я не была такой, как все дети. Я не была НОРМАЛЬНЫМ ребёнком в общепринятом представлении о том, какими должны быть нормальные дети. Я это слишком явно ощущала из-за реакции людей на меня, как на нечто, не вписывающееся в привычные для них рамки. Я могла ничего не делать и просто молча находиться среди них, но всё равно эта жирная черта между ними и мной незримо присутствовала всегда. Не могу сказать, что данное обстоятельство совсем не тяготило меня. Возможно, я расстраивалась по этому поводу гораздо сильнее, чем думала. Я вообще старалась как можно меньше думать об этом, но постоянное чувство одиночества, ставшее для меня почти привычным, всякий раз напоминало мне о том, что я, скорее всего, так никогда и не смогу стереть эту невидимую черту между мной и другими. Ведь провела её вовсе не я, а некто неизвестный, ещё до моего рождения, — вероятно, преследуя какие-то свои, неведомые мне цели. Сейчас я уже менее болезненно отношусь к своей оторванности от людей; в каком-то смысле у меня даже появилась своя философия, как у Ошо[1], который искренне полагал, что именно одиночество и возможность уединения — это самый счастливый период жизни, отпущенный человеку для самопознания и самосовершенствования, — почитая его за настоящее благо, едва ли не божественный подарок. Я же всегда предпочитала обществу людей общество животных, растений, природы. И когда никто не мог меня видеть, разговаривала с деревьями, цветами, иногда даже с камнями и водой в роднике. Все они были очень внимательными слушателями и так хорошо меня понимали…

Подруг у меня не было, и чаще всего после школы я уходила в одиночестве гулять в лес. Мне доставляло несказанное удовольствие скинуть обувь и подолгу бродить босиком по лесной траве, утопая в мягком мху, вдыхая полной грудью запахи леса, или просто сидеть на берегу ручья, болтая ногами в холодной журчащей воде, слушая нежное щебетание птиц и стрекот кузнечиков. Все эти простые природные вещи содержали в себе скрытую первозданную силу и наполняли меня живительной энергией. Что-то в них было до боли родное и понятное мне, в отличие от школы и людей с их мелочными проблемами, бесконечными пустыми разговорами и глупыми сплетнями об одном и том же, от которых хотелось оглохнуть, заснуть навсегда или улететь далеко-далеко в Космос, на Юпитер например…

Учительница в школе частенько заставала меня спящей во время занятий, и мне приходилось проводить остаток урока стоя за партой, что стало причиной насмешек одноклассников. Хотя удивительный факт: учёба давалась мне чересчур легко, гораздо легче, чем моим сверстникам. Пожалуй, я вообще никогда не прилагала никаких сверхусилий в освоении школьной программы, словно я когда-то уже всё это проходила — и не по одному разу. Большая часть учебных предметов, за исключением биологии, представлялась мне скучной и неинтересной. Какое-то внутренне чутьё подсказывало мне, что я вынужденно трачу отпущенное драгоценное время на нечто второстепенное и ненужное. Поэтому, едва раздавался звонок с последнего урока, я первой выбегала из тяготивших меня стен школы и мчалась, словно истомившаяся птица, вырвавшаяся из клетки на свободу, в мой любимый лес или к реке, чтобы насладиться абсолютным состоянием покоя и побыть в одиночестве, в котором я так остро нуждалась.

Сколько помню, мы всю жизнь жили с бабушкой на самой окраине небольшого городка Велижа Смоленской области. Здесь я родилась и выросла.

Своего отца я никогда не видела, поскольку он погиб в тот день, когда я появилась на свет. Трагические события тех лет до сих пор остаются тайной, покрытой мраком за семью печатями. 10 августа 1986 года папа возвращался домой на электричке, спеша поздравить мою мать с рождением меня, но по нелепой случайности ввязался в пьяную драку в тамбуре вагона. Негодяи несколько раз ударили отца ножом, а затем, забрав его деньги и документы, отжали двери и выбросили ещё живого в реку, когда поезд проходил по мосту. По крайней мере, так было написано в протоколе, давно погребённом в пыльных следственных архивах. Труп нашли спустя шесть суток после убийства, когда его прибило к берегу, и бабушка, ездившая на опознание, всё никак не хотела признавать в мёртвом распухшем теле, с обезображенным, изъеденным рыбами лицом, своего полного сил и здоровья сына. Убийц никто, естественно, искать не стал, и, наверное, они до сих пор где-то живут, ходят среди людей, дышат одним с ними воздухом. А моему отцу так навсегда и осталось 29 лет…