Я, Бабушка, Илико и Илларион - [46]

«Гр. гр. Вашаломидзе, Чигогидзе, Шеварднадзе. Такого-то июля такого-то года на центральном районном шоссе вами оставлен без присмотра труп коровы, в результате чего на указанной территории создалась угроза возникновения очага эпидемического заболевания, а также имело место распространение невыносимого запаха, вызвавшее справедливое возмущение населения, в связи с чем вы оштрафованы на 300 рублей. Подпись: главный врач райсанинспекции».

— Мне кажется, весь этот штраф уплатит Илларион, — сказал Илико после минутного молчания.

— Почему только Илларион? — спросила бабушка.

— Потому что эта корова была ему дороже матери, он ее молоком вскормлен, — ответил Илико.

— А кто первый предложил сдать корову на заготпункт? — прошипел Илларион.

— Ты и предложил, — напомнил я.

Илларион не произнес больше ни слова. Он отправился домой, заперся в комнате и просидел там целый день.

Я и Илико отмахали по шоссе чуть ли не двадцать километров, останавливая каждого встречного мальчишку и ласково спрашивая имя, но ничего хоть отдаленно напоминающее имя Марата мы так и не услышали…

Я уже не сельский парень Зурикела. Теперь я взрослый человек, с высшим образованием. В моем дипломе записано, что я, Зураб Владимирович Вушаломидзе, являюсь экономистом, что мой диплом и моя профессия имеют силу в любой республике, в любом городе, в любом селе Советского Союза. На груди у меня красуется университетский значок; И мне совсем не жаль, что ради него пришлось продырявить совершенно новый костюм.

Я возвращаюсь в родное село, где меня, как восходящее светило, ждут не дождутся бабушка, Илико, Илларион и Мери. Я вернусь домой, заложу перед домом виноградник и спустя три года соберу первый урожай цоликаури. Я буду жить и работать в деревне, у меня будет дом, а во дворе — Мурада.

У меня будет моя Мери и двенадцать детей — одиннадцать сыновей и одна дочка — красивая синеглазая Цира. Я буду часто ездить в город и привозить моей жене и детям подарки и книги. И бабушке привезу подарки, такие подарки, что она будет плакать от радости.

А еще я привезу подарки Илико и Иллариону, такие подарки, что они не посмеют надо мной смеяться.

Я поеду к тете Марте и отвезу ей подарки от бабушки, и тетя Марта тоже заплачет от радости.

А потом я поселю в моем доме всех — Илико, Иллариона, тетю Марту. Мы будем жить вместе. У меня будет много детей, внуков, правнуков. Нас будет много, очень много, целое село. А потом нас станет еще больше, и весь мир будем мы. Мы никогда не умрем, мы.будем жить вечно…

Так думаю я, Зурикела Вашаломидзе, и бодро шагаю по тропинке, ведущей к нашему селу. Тропинка круто взбирается в гору. Я добираюсь до самой верхушки, сажусь на камень и вижу как на ладони все наше село, вижу наш двор. Над моим домом вьется сизый дымок, но бабушки во дворе не видно. Я долго сижу и жду, потом бегу вниз по склону.

— Бабушка-а-а!

Ответа нет. Я взбегаю по лестнице. Кругом тишина. Я захожу в комнату. В комнате полумрак, На кровати лежит бабушка. Я наклоняюсь к ней — она спит.

На цыпочках выхожу на балкон и вижу Илико и Иллариона.

— Здравствуйте! — улыбаюсь я им.

— Здравствуй! — вяло отвечают они.

— Что с вами?

— Вчера вечером ей стало плохо… Думали, не протянет до утра… Телеграмму получил?

— Какую телеграмму?

— Плохо ей было, умирала… — выдавил Илико, Я рванулся к двери. — Не ходи, пусть поспит…

Я покорно присел.

…Бабушка проспала до вечера. Вдруг она открыла глаза и уставилась на меня. Долго-долго смотрела, потом тихо спросила:

— Илларион, я во сне, или это на самом деле мой мальчик?

— Это я, бабушка! — сказал я и припал к груди бабушки.

— Приехал, дорогой? Сердце, наверное, почуяло? А ты как думал? Вот и мой черед настал… Илико, накормили ребенка?

— Накормили, Ольга.

— Вином угостили?

— Не захотел…

— Почему, сынок? Иди выпей. Для тебя оно…

Пей на здоровье… И угости соседей на моих поминках…

— Что ты говоришь, бабушка?

— Вот и подбородок уже задрожал… Эх ты, дурачок!.. Спета моя песенка… И правильно. Семьдесят три года — срок немалый… Хватит с меня… И все же, прости меня господи, не насытилась я жизнью… Таково, видно, сердце человеческое. Пожить бы еще немного…

— Полно, Ольга, да ты еще с десяток таких, как мы, переживешь, — попытался пошутить Илларион.

— Илларион Шеварднадзе, утри-ка сперва слезы, а потом шути… Окончил университет, сынок? — спросила она меня.

Я достал из кармана диплом и протянул бабушке. Она любовно погладила диплом, потом передала его Иллариону и попросила прочесть, Илларион прочел и вернул диплом. Бабушка долго молчала, по вискам ее тоненькой струйкой текли слезы. Потом она возвратила диплом мне и сказала:

— Теперь сядь и выслушай меня, сынок… Не дотяну я до утра, Благодарю бога, что он не дал мне умереть до твоего приезда. Завещания я не писала, но все, что видишь вокруг, — твое…

— Пропади все пропадом, если тебя не будет! воскликнул я и, рыдая, припал к постели бабушки.

— Пригодится, все пригодится, сынок… Ну, поплачь, поплачь. А как же? Внук должен оплакать бабушку… Ну, теперь хватит, хватит уже, сынок, — бабушка нежно погладила меня по голове. — Не теряй, сыночек, этих людей. Тобой живут Илико и Илларион. Люби их и всегда слушайся во всем…