XXS - [6]

ему не оставалось ничего другого, потому что даже одна только мысль о том, что мне придется нести Он

вещи, лишила бы меня последних сил. Вход находится между тем зданием, которое видно с дороги, «что:

и пристройкой. Честно говоря, это новое здание тоже выглядит вполне приемлемо. Сразу за клиникой начинается лес

Нас встретила секретарша, которая тут же отвела нас к старшему врачу, фрау Ахтылапочке. Эта тетка мне сразу не понравилась. Каштановые вьющиеся волосы до плеч и ноги настолько тонкие, что можно подумать, она сама страдает от истоще-

ния. Она говорит на таком ужасном диалекте (а при этом еще через слово рычит: «Ах ты, лапоч­ка!»), что начинаешь сомневаться в ее натураль­ности. Я не могу воспринимать ее всерьез, потому что у меня все время такое чувство, что она специ­ально так странно разговаривает. Хотя на самом деле, как я заметила, она никогда не шутит.

Она привела нас в комнату с видом на речку, которая, как выяснилось, вовсе не речка, а бурный ручей (шириной метров пять, максимум). Окно было распахнуто настежь, и я услышала голоса мо­лодых людей, развлекавшихся за домом. Фрау Ах- тылапочка тут же начала задавать глупые вопросы: «Итак, ты София. Ну, София, расскажи, как ты дума­ешь, почему ты здесь?»

Мне не пришло в голову ничего более глупого, чем: «Потому что сюда меня направили врачи».

Она посмотрела на меня с таким видом, как буд­то я застрелила ее мужа. А потом спросила еще: «Что за проблемы были у тебя в семье? Как ты ду­маешь, почему у тебя истощение?»

На этот вопрос я дала такой вот ответ: «Ника­ких! И истощения у меня совсем даже нет!», пото­му что я не хотела говорить о таких вещах в при­сутствии отца. Я думаю, добрая женщина наконец врубилась, что у меня нет желания принимать уча­стие в этом раунде ток-шоу. Слава богу, она отпра­вила меня за дверь. Я сидела в приемной и внимательно смотрела по сторонам. Везде висят карти. ны, которые, видимо, нарисовали пациенты, чтобы не мучиться от невыносимой скуки. Постоянно по I приемной пробегали молодые люди и разглядыва­ли меня с идиотским видом. Как будто тут есть на что пялиться! На противоположной стороне крас­ный телефон. Мне в голову закралось ужасное по­дозрение: неужели это единственный аппарат на всю клиник? В таком случае нужно сразу же де­лать отсюда ноги. Позже мне подробно объясни­ли, как обстоит дело со звонками. Над красным телефоном — красные часы. Сплошная эстетика!

Через полчаса открылась дверь из кабинета фрау Ахтылапочки, и они с отцом пошли по кори­дору в мою сторону. Отец попрощался со мной, и я подумала, что мне все равно, когда я увижу его снова. Мы с фрау Ахтылапочкой снова вернулись к ней в кабинет, где я все-таки рассказала, что происходило в нашем доме. От алкогольных про­блем матери до разборок с отцом плюс все, что сюда относится.

В конце фрау Ахтылапочка объяснила мне, что меня ждет.

После обследования, в ходе которого я долж­на была раздеться перед ней догола и прыгать на одной ножке по всему кабинету, чтобы дока­зать, что у меня нет нарушения равновесия (что мне, к сожалению, не удалось), мне измерили

давление и взвесили, а лотом врач показала мне мое отделение.

Наверх ведет широкая деревянная лестница. На каждом из трех отделений есть кухня, комната отдыха, столовая, несколько туалетов и душевых кабинок, прачечная, четыре палаты на двоих, две на четверых и две на одного пациента. Я попала на второе отделение. Ахтылапочка провела меня по всем помещениям, прежде чем показать мне мою палату. Она иа двоих. С видом на целиком зарос­шую мхом крышу пристройки.

Мою соседку зовут Маргит, ей тоже тринадцать лет. Это абсолютный ужас. Когда мы с врачихой вошли, она как раз играла с Барби и слушала от­вратительную музыку. У нее такие шмотки, как будто она надевает только та что накануне приго­товила ей ее бабушка. Но это навряд ли, потому что здесь у нее никакой бабушки и в помине нет. Значит, дело обстоит еще хуже, потому что, скорее всего, она одета в соответствии с собственным вкусом. Конечно, я спросила, почему она здесь. «Я и сама точно не знаю. Я перестала ходить в школу, потому что меня все дразнили, а потом они прислали меня сюда. А ты?»

О боже, подумала я, единственное, что нужно этой девочке, это приличный стилист и пара со­ветов, как вести себя в переходном возрасте. То­гда бы ее никто не дразнил. Неужели в таком случае могут помочь терапия и длинные раз­говоры?

Несколько секунд я размышляла, не стоит ли и мне ее немножко подразнить. Но поскольку у нее был такой ущербный вид что она, со своей огром­ной пластинкой во рту,лилово-бирюзовыми очка­ми и ярко-желтой заколкой в волосах (эта комби­нация потрясла мое эстетическое равновесие), не могла вызвать ничего, кроме жалости, то я стала вести себя с ней ужасно мило.

Я начала разбирать вещи. В моем шкафу есть запирающийся ящик, что я считаю гениальным. К сожалению, вторые ключи у воспитателей отде­ления. Конечно же, я сразу повесила на стенку па­ру постеров, чтобы каждый, кто войдет, смог уви­деть, что я не играю с Барби и слушаю только хо­рошую музыку.

Собственно говоря, клиника не похожа на кли­нику. Скорее на молодежную базу отдыха. Белые только простыни, стены и раковины. В каждой па­лате есть умывальник и зеркало.