XXS - [34]

Учиться мне все еще легко. Пишу иа хорошие оценки одну работу эа другой, причем совер­шенно не напрягаюсь. Я даже сама этому удив­ляюсь!

У меня всегда одинаковое настроение. Нет ни взлетов, ни падений, только это забавное промежу­точное состояние. Это как-то угнетает, но в то же время приносит облегчение. (Безумие какое-то!)

Воскресенье, 27 апреля 1997

В четверг, 24 числа, в 17 часов 34 минуты Эд бросился со стены замка. Это все так ужасно! Я не особенно его любила, но теперь вижу, как страдает Никки, а его сестра, которая работает в мороженице, вообще никакая. Весь город как парализован. Кроме нас, молодых, привыкших общаться друг с другом, никто об этом не гово­рит. Разве что какие-нибудь глупости типа: «Ой, бедные родители, как он мог с ними так посту­пить!»

Он был одним из нас! Одним из тех, кто боль­ше не видел никаких перспектив в этой прокля­той коровьей дыре здесь, в баварском Конго! Под сообщением о смерти его родители поместили в газетенке адрес консультационного центра в Д. для наркозависимых. Это повергло меня в шок.

Конечно, быстро распространилась новость, что Эд был сильно накачан, когда распрощался с жиз­нью. Но что меня по-настоящему шокировало, так это тот факт, что родители Эда всё знали и не мог­ли ему помочь (или даже не пытались?).

У меня всё по-другому. Мои родители поня­тия не имеют, что я курю травку. Им и во сне та­кое не привидится! Но, в общем-то, сравнивать туг нечего, Эд не только травку курил.

И все равно мне как-то страшно. Как все будет дальше? Боюсь, что Эд открыл дверь для других. Для тех, у кого дела обстоят не лучше. Сейчас я ду­маю, что для самоубийства вообще никакого муже­ства не нужно. Мужество нужно, чтобы жить. Что­бы жить в этом проклятом дерьме, нужно иметь много мужества. Наверное, у Эда мужества не оста­лось. 1очно так же, как и у меня в тот момент, когда я нажралась таблеток.

Пятница, 4 мая 1997

Теперь у меня действительно хорошие отноше­ния с отцом. Недавно он даже спросил, как у меня обстоят дела с едой. Он еще ни разу об этом не спрашивал.

Я очень беспокоюсь за Никки, каждые выход­ные она напивается в стельку, так, что ее рвет.

Кроме того, я думаю про Фиону, потому что она уже несколько недель ничего не хочет и все вре­мя сидит в своей комнате. Хорошо хоть Амелия пока более или менее в норме.

Рамин все еще с вейденфельдерами. На всех вечеринках я болтаюсь одна, потому что Амелия спелась с Каро, Никки, пьяная, валяется где- нибудь в кустах, Фиона вообще не приходит, а Рамин сидит с вейденфельдерами, подойти к которым я не осмеливаюсь, потому что с ними Юлиус, а я боюсь, что рядом с ним просто упаду в обморок.

Я как-то изменилась. Мне не мешает, что я веч­но одна, потому что знаю, что когда-нибудь снова понадоблюсь своим друзьям.

Раньше все было по-другому. Я постоянно воображала себе, что должна дружить со всеми, и на каждой вечеринке скакала от одного к дру­гому. И все время сама себя убеждала, что у ме­ня много друзей.

А теперь мне это как-то скучно. Я больше не хочу быть со всеми на короткой ноге, не хочу общаться со всеми подряд и все про всех знать. Поэтому я лучше сижу одна в уголочке, пока кто- нибудь сам ко мне не подойдет.

Суббота, 10 мая 1997

В субботу праздновали день рождения Аша. Нас было двадцать восемь человек, вейденфельде- ры тоже. Рамин, Майк, Амелия и я спали в одной палатке. А теперь самое ужасное: у Юлиуса есть подруга. Ее зовут Алиса, и я ненавижу ее как чуму! Мне просто интересно, что Юлиус нашел в этой ша­лаве. В ней нет ничего особенного, даже грудь не больше, чем у меня. К тому же она бледная как труп и у нее лягушачьи глаза. Было так противно! Они все время тискались, она даже поставила ему засос. Прямо воротит!

Ну вот я и добралась до основной темы: мне становится все хуже! На прошлой неделе присту­пы голода были у меня каждый день. Чаще всего такой приступ начинается, когда я собираюсь съесть совсем немного, а потом нечаянно съедаю чуть больше. Отвратительно! Нет, наверное, это я сама отвратительная! Стоит мне об этом подумать, я становлюсь так противна самой себе, что нет никаких сил терпеть! Мерзкий запах рвоты вооб­ще не исчезает с моих пальцев! Я все время его чувствую, и это сводит меня с ума! Но я не могу этим не заниматься, я так боюсь потолстеть! Если бы унитаз мог разговаривать, то рано или поздно у меня бы появилась куча проблем. Унитаз навер­няка бы вел учет, сколько раз меня вытошнило, а потом бы взял и наябедничал моему отцу.

Я чувствую себя виноватой перед отцом, пото­му что обманываю его и показываю ему только свою шоколадную сторону. Если так будет про­должаться, то в один прекрасный момент стану шизофреничкой. Я веду двойную жизнь!

Происходит это приблизительно так. Все начи­нается с приступа, я набиваю себе живот до тех пор, пока в него больше уже ничего не лезет. Ни крошечки. Тогда я несусь к унитазу, выдаю все обратно, приблизительно в течение часа, не мень­ше, при этом реву как белуга, а когда все, наконец кончено, как ненормальная навожу порядок, це­лую вечность мою руки и снова крашусь. А потом открываю дверь и выхожу улыбаясь.