XXS - [19]

Воскресенье, 7 июля 1996

Я снова попала в больницу. Неделю назад по­ехала на Пикассо через рельсы, и в этот раз поезд появился. Когда я его заметила, было уже поздно. Он пронесся в паре метров от нас, как самолет по взлетной полосе.

Так как в тот день я не собиралась кататься дол­го, на Пикассо не было ни седла, ни уздечки. Когда вот так, без всего, скачешь по бескрайним полям, появляется замечательное ощущение свободы. Мне сразу же стало ясно, что Пикассо понесет. Поче­му — не знаю, но у меня есть свойство: в столь гнусных ситуациях я всегда сохраняю спокойствие. В панику впадаю только тогда, когда всё позади. Пикассо в полной истерике галопом понесся вверх по горе и там несколько раз встал на дыбы. Я ка­ким-то чудом удержалась на нем и все время шел- тала ему в ухо успокаивающие слова, пока он нако­нец не утих. Я чуть не разревелась от радости, ко­да Пикассо остановился и ласково слизнул у меня с руки угощение. Я обняла его за шею, и мы мед­ленно отправились обратно.

Сама я не помню, что произошло дальше, но потом мне рассказывали. Мы ехали мимо старой полосы для мотокросса. Я еще ни разу не видела, чтобы там кто-то катался. Но Рико, старший брат одного парня из моего класса, и его приятель Бернд в этот проклятый день устроили мотокросс. Их моторы взревели настолько неожиданно, что я не успела среагировать. Пикассо снова встал на дыбы, а я прямо затылком спикировала на гравий. Рико и Бернд тут же подбежали и хотели отнести меня на конюшню. Но я, видимо, была не в себе. Говорят, несла какую-то чушь и обязательно хоте­ла поймать Пикассо. А он при этом как прикован­ный стоял рядом.

Бернд сразу же на своем дурацком мотоцикле поехал на конюшню и позвонил моему отцу. Ри­ко положил меня на спину Пикассо и повез сле­дом. Отец перегрузил меня в машину и доставил в травму. Я все время твердила, что со мной все в порядке, только чуть-чуть болит голова. Но гла­за у меня налились кровью, а сама я лежала блед­ная как смерть. Самое неприятное началось, ко­гда мне пришлось описывать врачу обстоятель­ства несчастного случая. Я не могла ему сказать, где, когда и что случилось. Потом врач, высокий, бородатый доктор Ротшедль, позвонил Рико. Тот как очевидец все ему рассказал. В результате ме­ня отвезли в больницу в Д., в отделение скорой помощи. Там пришлось сначала минут сорок пять пролежать на топчане в коридоре. Дико болела голова, яркий свет резал глаза. Потом один из ты­сячи врачей отвез меня на рентген, где царила приятная темнота. Я все время пыталась что- нибудь вспомнить, но все еще не могла мыслить четко. Бросила взгляд в полуоткрытую дверь и страшно испугалась, когда прочитала табличку на двери напротив. Там было написано «Утили­зация», а так как я все еще не пришла в себя, то спросила первого же человека в белом халате, не собираются ли отправить меня туда. Тот хохотал до слез. Но в первую минуту я точно подумала, что за дверью утилизируют людей.

Потом мне сделали рентген черепа, чтобы убедиться, что у меня в мозгу нет гематомы.

Меня положили с какими-то мерзкими детьми в детское отделение. Вот подлость! Диагноз — тя­желое сотрясение мозга, временная потеря памя­ти и — вот оно: повреждение шейного отдела по­звоночника. Если бы я сломала себе этот прокля­тый позвонок, я бы умерла. Или, по крайней мере, у меня был бы поперечный миелит.

Наверное, каждый человек иногда думает о том, имеет ли смысл жить с поперечным миели­том. Есть люди, которые уверены, что жизнь все равно продолжается и в один прекрасный момент существование в инвалидной коляске тоже начнет казаться приятным. За те пять дней, которые я провела в этой уже знакомой мне больнице, я окончательно поняла, что к этому типу людей не отношусь. Если бы я не смогла шевелиться, моим самым большим желанием было бы умереть. Все самое интересное в жизни пришлось бы забыть. Я бы не смогла больше играть в баскетбол, катать­ся на лошади, рисовать, так и не смогла бы познать то, что все называют самым замечательным на свете. Или бывают паралитики, которые способны заниматься сексом? Нет, существовать растени­ем я бы не смогла! А каким мучением было бы не иметь возможности вертеть головой, куда захо­чешь, а все время со скоростью улитки поворачи­вать все тело, чтобы посмотреть, что происходит в другом углу комнаты. Если, например, входит се­стра, или врач, или санитар Армин. Если говорить честно, то он оказался единственным заслужива­ющим внимания объектом за все время пребыва­ния в больнице. Самым лучшим в течение дня было, когда он открывал дверь и говорил: «Ну что, дорогие детки, как у нас сегодня дела?» Господи, я сама себе казалась такой смешной!

Но вполне может быть, что он нравился мне просто потому, что в этой больнице не было боль­ше ничего интересного. Ничего, чему могли бы ра­доваться мое нежное сердце и моя столь невинная душа. Я решила, что буду читать. А так как книга у меня была всего одна, то я прочитала ее два ра­за подряд. А когда собралась читать в третий раз, врач ее отобрал.

Врач, доктор Мариус Куглер, знает меня с тех пор, как я в первый раз попала в эту скром­ную больницу. Когда мне было года четыре-пять, я упала с велосипеда. Тогда у меня тоже было со­трясение мозга. Моя шикарная шляпка от солнца съехала мне на глаза, а я, умная до невозможнос­ти, сняла руки с руля, чтобы ее поправить. И тут же налетела на фонарь и сделала кувырок через переднее колесо. Жаль, что никто не снял это про­исшествие на видео. Я бы с удовольствием посмо­трела на собственные подвиги.