XV легион - [57]

Но Корнелину хотелось приблизиться к Грациане. Увидев ее так близко, Корнелин растерялся. Целый год он вспоминал о ней, как о самом прекрасном на земле.

– Здравствуй, Грациана! – протянул он ей руку.

Девушка с удивлением посмотрела на незнакомого человека. Вокруг толкались люди, обменивались замечаниями:

– Какое несчастье! Бедный Акретон!

– Скажи лучше: бедная Лавиния Галла!

– А муж-то, а муж-то...

– Приглашаю вас сегодня к себе ужинать. Будут Арпат и Несторий.

– Непременно буду...

Откуда-то вынырнул Квинт Нестор. Викторий был знаком с ним по торговому делу.

– Квинт, мне надо с тобою переговорить... – начал было Викторий, но маленький юркий всадник уже вцепился в тогу Нестора и что-то ему зашептал.

– Да, да, – соглашался Нестор, – двенадцать процентов, это мне подходит...

Всюду попечитель встречал знакомых, вечно у него были деловые разговоры с записями на восковой табличке, с арифметическими выкладками, с подсчетом комиссионных процентов. Но Корнелину было не до него. Толпа нажимала. Цецилия оттиснули, и Корнелин очутился наедине с Грацианой.

– Как я счастлив, что вновь вижу тебя! – сказал он девушке.

– Но где же ты меня видел раньше? – обернулась Грациана.

– В Карнунте. Ты получила мое письмо?

Так вот кто послал ей письмо! Грациана ничего не понимала. Она до сих пор берегла письмо среди детских кукол и игрушек. Значит, это не шутка и не ошибка. Письмо было послано ей этим человеком. Улыбаясь, она сказала:

– Я рада, что парфянские стрелы пощадили тебя.

– Не сердись на меня. Я писал тебе, как мальчишка.

– Грациана! – пробивался к ним Викторий.

– А как здоровье Лонга? – спросил он трибуна, довольный, что удалось присоединиться к дочери.

– Лонг погиб при взятии Арбелы.

– Жаль, искренне жаль. Достойный был муж!

Уже впереди голубело под сводом ворот небо. Солнце после розовой полумглы показалось ослепительным. Корнелин увидел, как четыре раба проносили на носилках Соэмию. Красавица возлежала на ложе, подобно некоей восточной богине, и с улыбкой смотрела на простодушных римлян, толпившихся, чтобы посмотреть на ее азиатскую красоту. Один из солдат, белокурый голубоглазый юноша, на обязанности которого было следить за порядком, ехал рядом с носилками. Соэмия видела, как он сжимал бока лошади нагими совершенными по форме голенями. Никогда в жизни она не видела таких прекрасных мужских ног. Склонившись к сопровождавшему носилки евнуху Евсению, она шепнула:

– Узнай, где можно разыскать этого юношу...

Опустив ресницы, кротко и нежно улыбаясь, Соэмия плыла над толпою. Поймав на себе взгляд важной матроны, молодой солдат смутился. Но евнух Евсений уже спрашивал его:

– Скажи, воин, ты будешь какой центурии?

Юноша не понял. В городской страже служили германцы и скифы, которые плохо понимали латинскую речь. Центурион Аристомак подъехал и спросил:

– Тебе что надо, старичок?

Вечером того же дня отзвучала труба в палатинских казармах. Те из солдат, у кого водились деньжонки, ушли в лупанар. На конюшне, где лошади хрустели в стойлах ячменем, группа солдат лежала на соломе. Воины слушали рассказы Юста Юлиана, недавно разжалованного из декурионов за пропой казенной туники.

– Так вот, – разглагольствовал Юлиан, – распяли рабов около кладбища и поставили стражу, чтобы родственники не похитили тел. И как раз случилось стоять на страже нашему Пульверию. Ночь была зимняя, холодная. Да и жутко было стоять у крестов. На Метилене, знаете, всякая дьявольщина бывает. И решил легионер, что неплохо бы зайти в соседнюю харчевню и выпить кружку вина. А у трактирщицы только что муж умер. Как умел, солдат стал утешать вдову, а покойника, чтобы не мешал утешениям, вынес на двор. И можете себе представить, в это время центурион явился проверять стражу. Видит, часового нет и одного распятого тоже не хватает. Центурион в таверну. Переполошились любовники. Кто там стучит? Центурион! Нет ли у вас солдата, что стоял на страже? Нет, говорит трактирщица, никакого солдата. Странно, отвечает центурион. И солдат пропал, и одного казненного не досчитывается. Услышал это Пульверий и понял, что дело его плохо. Недолго думая, выскочил он в окно, схватил покойного мужа трактирщицы и поволок его на кладбище. Пока центурион выпил вина, то да се, солдат привязал мертвеца ко кресту и снова стал на страже. Возвращается центурион и видит: висят все двенадцать. Никак не может понять, каким образом мертвец опять на крест взобрался...

Слушатели заржали. Но в это время на конюшню вошел толстенький старичок в плаще и сказал:

– Боголюбивейшие воины, здравствуйте!

– Здравствуй, достопочтеннейший, – ответил Юлиан, – что тебе здесь надо?

Старичок показал пальцем на одного из солдат:

– Переговорить с этим воином по интимнейшему делу.

Молодой варвар, тот самый, кого заметила у цирка Соэмия, лежал на соломе и не слушал рассказы Юлиана. Фырканье лошадей, запах навоза и соломы напомнили ему дом, варварскую деревушку за Дунаем, где он вместе с другими отроками охотился на лисиц и смотрел, как девы водили хороводы под дубами. Понукаемый Юлианом, он встал и пошел со старичком в дальний угол. При свете фонаря его товарищи видели, как евнух в чем-то убеждал варвара, хихикал, закругленными движениями рук показывая формы женского тела. Потом оба вышли из конюшни и направились по темным улицам.