WikiLeaks изнутри - [44]
Однажды он в «Твиттере» раскритиковал статью в американском разоблачительном журнале «Мазер Джонс». Впоследствии автор статьи принимал участие в пресс-конференции WL на тему афганских улик и, пользуясь случаем, поинтересовался, чем Джулиану так не понравился его материал. Джулиан ответил со свойственной ему объективностью, что у него «сейчас нет времени копаться во всяком дерьме». Его тогда больше всего раздражало, что журналисты пользуются «антинаучными методами», вместо того чтобы опираться на «первоисточник», как полагается профессионалам. Но и он сам не всегда мог документально подтвердить свои высказывания. Например, о том, как его в очередной раз преследовали.
Я никак не мог понять, откуда у Джулиана взялась эта мания преследования. Создавалось такое впечатление, что он мог удостовериться в важности своей деятельности, только став «врагом государства №i». В Исландии он купил книгу Солженицына «В круге первом». Обнаружив ее в антикварном магазине, он прямо засиял от счастья. Солженицын – это классическое чтиво анархистов, но для Джулиана оно имело особое значение. Он полностью разделял взгляды русского писателя, долгое время находившегося в лагере ГУЛАГ, а потом в изгнании в казахской степи.
Джулиан видел много сходства между своей жизнью и судьбой ученого математика и философа.
Будущий лауреат Нобелевской премии в области литературы был арестован за то, что в письмах другу позволил себе критически высказаться в адрес Сталина. Джулиан когда-то опубликовал в своем блоге пост на эту тему. Он писал: «Момент истины наступает только тогда, когда тебя арестовывают». Пост 2006 года под названием Jackboots полон героического романтизма. Джулиан писал об ученых, заключенных в сталинские лагеря, и о том, как ему близки описанные ими переживания. Истинная убежденность постигается, «когда они за тобой приходят и своими кирзовыми сапогами вышибают твою дверь».
Он то и дело обвинял исландскую полицию в том, что она ведет за ним слежку. А когда он летел на конференцию в Осло, к нему якобы приставили двух сотрудников Госдепартамента США. У него, мол, даже есть неопровержимые доказательства того, что они находились с ним в одном самолете. И обо всем этом он по «Твиттеру» оповещал наших – нет, простите, своих – сторонников. За гостиницей, по утверждениям Джулиана, тоже была установлена слежка.
Интерес к нашим публикациям только возрастал благодаря нагнетаемой им атмосфере постоянной угрозы. Мы прекрасно обходились без отдела маркетинга – что правда, то правда.Видеофильм «Сопутствующее убийство»
Еще в Исландии Джулиан вместе с остальными начал работать над видеоматериалом «Сопутствующее убийство». На месте участие в проекте принимали Биргитта, Роп и еще два-три исландца, которые в основном обеспечивали техническую поддержку. Техники и я работали дома на своих компьютерах. Остальные сняли дом на окраине Рейкьявика, закрылись в нем, занавесили окна и обрабатывали видеоматериал.
В то время у WikiLeaks появились два новых сотрудника: исландские журналисты Кристинн Храфнссон и Инги Рагнар Ингасон. В творческой подаче нашей следующей публикации, несомненно, была заслуга Кристинна и Инги. Оба в прошлом работали в телевизионном сегменте, Инги был режиссером. Они уговорили Джулиана опубликовать видеоматериал в форме отдельного фильма.
Кристинн очень быстро понял, какую роль может сыграть WL в его журналистской карьере. На сегодняшний день он является новым пресс-представителем WL. Мне кажется, что это он привлек к делу Инги, а чуть позже еще и одного семнадцатилетнего юношу – он впоследствии занял особый пост «мальчика на побегушках», смысла которого мне так и не удалось постичь. Позднее Джулиан в своих обвинениях в мой адрес часто обращался к поддержке Кристинна: «Кристинн может подтвердить, что ты настраивал остальных против меня, Кристинн то, Кристинн сё».
Тот факт, что я не хотел и не мог вернуться в Исландию, не обсуждался. Я чувствовал, что для Джулиана мое присутствие нежелательно, и тему эту не поднимал. Я прекрасно мог работать на WL из Берлина. Теперь у меня была серьезная причина, чтобы отсюда не уезжать: Анке. Мы очень быстро поняли, что созданы друг для друга. Мы придерживались одних и тех же взглядов, оба стремились улучшить окружающий мир и общались на равных.
Вопрос же о том, как сложатся мои дальнейшие отношения с Джулианом, по-прежнему оставался открытым. Я пытался вызвать его на разговор, но он уклонялся. Общались мы только в чате, хотя многие советовали нам встретиться, чтобы выяснить отношения. Наша переписка становилась все более странной. В начале мая я предпринял очередную попытку понять, в чем же он меня, собственно, обвиняет. Вот отрывок из нашего диалога:
Д: мне нужно понять, как нам вернуться к прежним отношениям на основе взаимного доверия, Дж
Д: дай мне знать, когда у тебя будет время это обсудить
Д: мне нужен только конструктивный разговор
Дж: я не знаю, с чего начать, и если мне приходится объяснять, то в чем смысл?
Д: смысл в том, чтобы разобраться и двигаться дальше?
Д: кроме того, я по-прежнему считаю себя одним из немногих людей, которым ты можешь доверять, по-настоящему доверять
В данной работе рассматривается проблема роли ислама в зонах конфликтов (так называемых «горячих точках») тех регионов СНГ, где компактно проживают мусульмане. Подобную тему нельзя не считать актуальной, так как на территории СНГ большинство региональных войн произошло, именно, в мусульманских районах. Делается попытка осмысления ситуации в зонах конфликтов на территории СНГ (в том числе и потенциальных), где ислам являлся важной составляющей идеологии одной из противоборствующих сторон.
Меньше чем через десять лет наша планета изменится до не узнаваемости. Пенсионеры, накопившие солидный капитал, и средний класс из Индии и Китая будут определять развитие мирового потребительского рынка, в Африке произойдет промышленная революция, в списках богатейших людей женщины обойдут мужчин, на заводах роботов будет больше, чем рабочих, а главными проблемами человечества станут изменение климата и доступ к чистой воде. Профессор Школы бизнеса Уортона Мауро Гильен, признанный эксперт в области тенденций мирового рынка, считает, что единственный способ понять глобальные преобразования – это мыслить нестандартно.
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.