Взыскующие града - [19]
Князь Евгений Трубецкой, работавший тогда над книгой "Миросозерцание Вл. Соловьева", приезжал сюда, надеясь отыскать в ватиканских архивах неопубликованные произведения Вл.Соловьева. Здесь он познакомился с Аурелио Пальмьери, пионером католического экуменизма и выдающимся знатоком русской культуры и православия; вступил в контакты со сторонниками "католического модернизма", близкого по своим реформаторским стремлениям православным "ревнителям церковного обновления". Вл. Эрн в течение двух лет писал здесь диссертации о А. Розмини-Сербати и В. Джоберти. Сюда много раз приезжал Вяч. Иванов, чтобы в конце концов остаться здесь навсегда. С.Булгаков в своих "Автобиографических заметках" вспоминает, что его религиозное обращение совершилось в Дрезденской галерее перед "Сикстинской Мадонной" Рафаэля. Может быть, поэтому он испытывает к Италии постоянное влечение и в письмах к находящемуся в Риме В.Эрну неоднократно признается: "Вы пишите об Италии: Мне по-прежнему страстно хочется ее видеть и пережить!" Сюда всю жизнь стремился, но так и не приехал Вл. Соловьев, хотя тема Рима, как одного из двух полюсов христианства, составляет ядро его духовных умозрений. Для русских религиозных мыслителей Италия была не только культурным пространством, заполненным историческими памятниками, но и пространством духовным, попадая в которое, они, часто безотчетно, переживали и особый опыт самопознания, и опыт нового "узнавания" и видения отечественных проблем.Возвратившись на родину, русская душа начинает чувствовать "притяжение Италии", "влечение к Риму" как месту скрещения греко-римской культуры и иудео-христианской духовности. "Закрываю глаза и нюхаю евкалиптовые четки и цветущую ветку из Тре Фонтане и думаю о Риме, и издали по-новому переживаю свой роман с ним, — потому что ведь к Риму отношение всегда как роман, то отталкивание, то влечение…" — пишет по возвращении на родину Евгения Герцык (78).
Русские религиозные мыслители, письма которых составляют настоящую публикацию, в большинстве своем побывавшие в Италии не один раз, переживали здесь острое ощущение этой двуполярности исторического христианства, сходство и противоположность духовного опыта Запада и Востока, взаимообусловленность национальной психологии русского и европейских народов. Из Италии они еще пристальнее всматривались в черты русского религиозного самосознания, общественного идеала и сформировавшего их православного благочестия. Каждый из них постиг и по-своему выразил метафизическое отталкивание—притяжение Рима и Москвы, католицизма и православия, их нераздельность и неслиянность, взаимную дополнительность при внешней разобщенности, то, что Вяч. Иванов увидел как …единый сон / Двух, сливших за рекой времен / Две памяти молитв созвучных,— / Двух спутников, двух неразлучных…[79]
Одним этот опыт помогал по-новому сформулировать "русскую идею", другим утвердится в своей национально-культурной идентичности: "До боли жалко оставлять Италию, которой мы все еще не насытились, и оценить которую можно только долгими годами жизни и изучения, — писал Эрн перед отъездом домой, — и в то же время радостно думать о сладком "дыме отечества" и нашем возврате на родину. Меня окрестили "славянофилом". Может быть я и стану им к концу жизни. Знаю только, что почти двухлетнее пребывание в Италии какими-то дальними и окольными путями только утвердило меня в верности родным святыням" (103). Тем не менее, возвратившись в Россию, Эрн помимо издания монографий и статей об итальянской философии, переводит на русский язык вместе с Вяч. Ивановым Цонвивио Данте для книгоиздательства братьев Сабашниковых (371 примеч.).
"Путь" и спор об "Имени Божием"
После выхода в 1907 г. книги Антония Булатовича "О почитании Имени Божия"[80] в одном из русских монастырей на Афоне зародилось мистическое учение "имяславие" или "именославие" (как называли его противники), берущее начало в духовной практике исихазма и в редуцированной форме сводившееся к формуле:Имя Божие есть Бог. Быстро распространившись по другим монастырям не только на Афоне, но и в России,[81] имяславие было осуждено Константинопольским патриархом и Российским синодом. Грубые полицейские гонения обрушились на его сторонников, простых монахов, отстаивавших свою правоту богословски беспомощными аргументами и избиравших иногда не слишком монашеские способы протеста. Репрессии возмутили в первую очередь, как ни странно, светское общественное мнение, лишний раз продемонстрировав ему ориентацию церкви на государственную силу даже в чисто богословских проблемах. Идейные разногласия не помешали Булгакову, Эрну и Бердяеву выступить в поддержку "имяславцев". Бердяев (уже вышедший к тому времени из состава редакции "Пути") опубликовал в газете статью "Гасители духа" (140), в которой с такой резкостью нападал на церковь и синод, что против него было возбуждено уголовное дело по статье, грозившей в случае доказательства вины вечным поселением в Сибирь. Булгаков, вместе с Волжским и Новоселовым тяжело переживавший "афонское дело", (136) написал очень осторожную статью в защиту "имяславцев"
