Взрослое лето - [46]

— Мне хочется всегда быть рядом с вами.

— Давайте прекратим этот разговор.

— Вы отвергаете меня из-за того, что я рыжий? Но, может, я покрашусь, стану брюнетом или блондином?

— Что вы такое несёте, вы замечательный молодой человек.

— Вы первая, кто мне говорит такие слова, ну конечно, кроме моей мамы.

— Вы ещё встретите свою девушку, у вас всё ещё впереди. Останемся просто друзьями. И вообще мне уже пора звать дочь.

Мила встала и, отойдя к заборчику, отделяющему участок от леса, крикнула:

— Алёнка, давай домой, немедленно. Темнеет, и Женя приехал.

В ответ откуда-то из чащи донеслось:

— Да иду я, иду.

— Я, пожалуй, поставлю чай, — сказала Мила и, не дожидаясь ответа, быстро зашагала к дому.

Через несколько минут появилась девочка и проскочила в дом с литровой банкой ягод. Переодевшись в новую футболку и шорты, вышла к Жене:

— Привет, Женёк, а где обещанная бумага?

Парень словно очнулся и, посмотрев на Алёнку, растянул губы наподобие улыбки:

— Привёз-привёз, сейчас принесу.

— У тебя всё в порядке?

Он, словно на ватных ногах, отправился к скутеру. Вернувшись, передал рулон девочке, сказал:

— Поздно уже, поеду. Может, завтра заскочу. Пока.

— А как же чай с вареньем?

— Спасибо.

— Как хочешь, у тебя все нормально?

— Вроде, пока.

— Ну, пока.

Алена зашла в дом и закрыла дверь на крючок.

— А где Женя?

— Уехал, обещал завтра заскочить. Какой-то он сегодня странный.

Мила вздохнула и посмотрела в окно, поверх занавесок, парень уже отъезжал.

— Ладно, будем пить чай как всегда вдвоём, ты да я, да мы с тобой.

— Да, только зря переодевалась.

— Почему зря, девушка к столу должна надевать нарядную одежду.

— А сама-то, в халате с огорода, хорошо хоть сняла его с пугала.

— Ой, а ведь правда, — всплеснула руками Мила. — Подожди, я сейчас.

Она зашла в комнату и вернулась через несколько минут в розовом платье с короткими рукавами и открытым воротом.

— Ну как тебе платье для коктейлей?

— Ого-го! Так не честно. У меня ведь нет такого.

— Всё у тебя будет, потерпи.

Они пили чай с вареньем и болтали до темноты, несмотря на комаров, набившихся в терраску за день. Ближе к ночи из леса вынырнули мотыльки и принялись биться в стёкла, желая прорваться к яркому электрическому свету.

— Мамочка, давай спать, я устала, — сказала девочка.

Они собрали чашки, накрыли блюдце с вареньем крышкой от кастрюльки и, поёживаясь от ночной прохлады, зашли в дом, набравший тепла за день. Вскоре половицы перестали скрипеть, и тишина воцарилась в комнатах до самого утра.

Журналист приехал перед обедом. Он был серьёзен и почти не улыбался. После дежурных фраз, не глядя в глаза девочки, предложил:

— Давай рисовать плакат.

— А что мы будем писать? Я не знаю и ещё ничего не придумала.

— Доставай краски, сейчас что-нибудь накреативим. Например: «Остановим стройку, из-за которой погибли невинные люди!!!» Как тебе?

— Ничего, но мне-то нужна встреча с олигархом.

— Тогда — «Олигарх прячется от потерпевших!» Ну как?

— Может, так: «Мой дедушка боролся со строительством комбината и погиб… Почему прячется олигарх?»

— Да ничего, только мне кажется, надо чуть-чуть изменить: «Мой дедушка выступал против строительства комбината и погиб! Не сдвинусь с места, пока не встречусь с владельцем!»

— Женя, какой ты умный. Только уместится ли всё это на листе? Не будет ли слишком мелким текст?

— Ну, я же не ребёнок, как некоторые, давай попробуем.

— А если заменить «дедушку» на «деда», места будет побольше, и звучит как-то мужественно.

— Я научу тебя креативу! Не переживай, Евгений Хронов — первая надежда российской журналистики!

— Налей воды в баночку, начнём писать, «звезда ты моя сумасшедшая».

Ребята растянули лист ватмана на столе, проложив по краям чашки, блюдца, вилки и ложки. Тест написали карандашом, и когда все слова уместились, достали краски — красную и чёрную гуашь. Алёнка начала аккуратно выводить буквы.

— Да, не зря я три года занималась в классе стенгазетой «Снегири», вот и пригодилось, а ведь я не верила учительнице, когда она мне заявляла: «Алёнка, поверь, тебе это пригодится!»

— А я тоже писал, только в школьную стенгазету, как там она называется-то? Или её уже нет?

— По-прежнему «Школьные годы», ничего не поменялось.

Написав плакат, Женя засобирался домой и, когда стоял в дверях, спросил:

— Когда пойдёшь?

— Не знаю, надо ещё с мамой обсудить.

Алёнка помолчала и вдруг на секунду вновь почувствовала себя крохотной пигалицей, трусящей при виде шмеля на лужайке. Какой пикет? Ой, мамочка, что я творю…

— Ладно, как соберёшься, позвони, я приеду и вызову журналистов из Москвы. Станешь у нас «медиазвездой», ещё будешь интервью раздавать.

— Давай, это ты у нас звездишься, мне это не нужно.

Вскоре скутер затарахтел, и Женя скрылся за деревьями. Девочка вернулась на террасу. Перед глазами на столе лежал распятый плакат с черно-красными письменами. Слезы навернулись на глаза и ноги стали подкашиваться от мыслей, что она должна выйти с ним на площадь.

Надо что-то срочно предпринять, если разревёшься на глазах у мамы, она точно не пустит. Алёна посмотрела на фотографию бабушки и дедушки на стене, где они улыбались, обняв друг друга, и сказала: