Взрослое лето - [42]

— Тогда, пожалуй, добавьте, — согласился Михаил Владимирович. — Грешен, люблю поесть. Разве по мне не видно?

Вилки стучали по тарелкам в полной тишине.

— Игорь Жуков найден органами следствия, — сказал следователь в никуда, глядя себе в тарелку.

Мила смолчала, только нож неприятно заскрипел по тарелке. Выдержав пару минут, Алёна спросила как ни в чём ни бывало:

— А кто это?

— Твой отец, — ровным голосом ответила мама.

Алёнке сразу перехотелось ещё что-то спрашивать и, выйдя из-за стола, она стала молча доставать чашки для чая.

— Я, пожалуй, поеду, чай как-нибудь в другой раз.

— Оставайтесь, машина ещё не пришла, — попросила Мила.

— Я пройдусь, подышу. Знаете, Людмила Александровна, когда слишком хорошо, это тоже плохо. Боюсь, часто после такого жди от судьбы подвоха.

— Вам виднее, но мне искренне жаль, что наш ужин закончился. От нас с Алёной ещё что-то требуется?

— Пока нет. Если что, я позвоню.

— Михаил Владимирович, до встречи. Не забывайте про наше дело.

Дверь неприятно хлопнула, а следом калитка, вся прелесть сказочного вечера исчезла. Мила обернулась: всё как всегда — недоеденный ужин, тарелки, чашки с чаем, конфетница с отбитым в детстве краем. Только что всё было иначе и в одну секунду разлетелось, даже не оставив осколков на память.

Мила посмотрела в окно: следователь закурил, клубы синего дыма зацепились за ветку берёзы, обволакивая листву. Михаил Владимирович постоял и, не оборачиваясь, побрёл по дороге прямо в лес. «Обернись, — подумала хозяйка, — ну, пожалуйста!». Но он шёл, немного сутулясь, и она чувствовала, даже знала наверняка, что он хочет повернуться, но всё же не посмеет. Если бы это случилось, в ту же секунду она выбежала бы на улицу и, схватив за фалды пиджака, больше никуда не пустила. А дальше будь что будет.

Следователь вскоре скрылся за деревьями.

После ужина Алёнка воспользовалась маминой усталостью, — Мила улеглась на диван и с головой накрылась пледом, — полезла на ёлку. Поднявшись вверх до заветных сигналов уверенного приёма, она набрала на телефоне номер журналиста, он взял трубку:

— Алло, Женя, приветик, как дела?

— Привет, я был на комбинате, в целом всё неплохо, завтра заеду и всё расскажу. А у вас что? Как обыск, нашли ружье? Где он был во время убийства? А следователь к вам заезжал? Тут весь посёлок стоит на ушах, только об этом и говорят.

— Был, недавно уехал. Да, дядя Дима признался, что прятал ружье, и показал, где прятал.

— А где он был во время убийства?

— Да бухал, он оказывается запойный! Приезжай завтра, я тебя буду ждать.

— Приеду. До встречи.

— Пока.

Женя появился в лесу, как и обещал — утром, ровно в десять. Алёнка намаялась, поджидая, пришлось переделать все домашние дела: заправила кровать, помыла посуду после завтрака, протёрла пыль и даже полила овощи, хотя это следовало делать ближе к вечеру.

Журналист привалил скутер к штакетнику, он никогда так не делал, и приветливо помахав рукой, поспешил к девочке.

— Алёна, здравствуй!

— Привет! Иди в дом, если хочешь, поставь чайник, а я скоро.

— Достал меня этот чай, может, по мороженому?

— Да без вопросов.

Она убрала лейку под лавку, вытряхнула из сандалий набившуюся землю, помыла в ведре ноги и вытерла их насухо тряпкой, сохнувшей на штакетнике с самых выходных. Вот теперь можно и обуться в приличную обувь. Она натянула кроссовки и поспешила на терраску.

Женя привычно сидел на стуле, облокотившись на руки, и смотрел в одну точку. На столе лежало мороженое, а на плите шумел чайник. Две чайные пары ожидали водохлёбов, а в блюдце с вишнёвым вареньем в отчаянье барахталась невесть откуда взявшаяся оса.

— Приветики!

Женя повернулся на голос. Он был в голубой рубашке с узким галстуком, старательно повторявшим все изгибы сорочки.

— Как денди лондонский одет — и наконец увидел свет! Что за повод: едешь делать предложение невесте или редактор назначил тебя своим первым замом?

— Да нет, просто в галстуке я выгляжу посолиднее.

— Понятно, рассказывай, что было вчера.

— Меня приняли в обеденное время. К редакции подкатил огромный чёрный «мерседес», и меня, как олигарха, с помпой доставили в офис. Я сидел на заднем сиденье и, как крутой, вытянул ноги, и все дела: кожа-музон. Еду, прохожие, водители, останавливаются и пялятся на машину, а я сижу спокойненько за тонированным стеклом.

Женя вытянул ноги и попытался развалиться на стуле, но последний не выдержал и предупредительно заскрипел.

— Кончай хвалиться, что было дальше?

— Не даёшь повспоминать приятное. Я впервые чувствовал себя олигархом или даже главным редактором крутой газеты, или, на худой конец, известным писателем, которого везут для вручения Нобелевской премии. Ну, ладно, ещё с вечера я скинул в пресс-службу по «мылу» вопросы к олигарху, поэтому по беседе не переживал. Приехал, меня провели в кабинет, а там кожа и золотые орлы: на стене, на столе, даже на полу, аж в глазах зарябило от золотых клювов. Этот олигарх меня ждёт. Говорит, есть пятнадцать минут и всё. Я взял в себя в руки пробежался по вопросам, а он мне просто в руки вручил листы с ответами, и, мол, давай вали, аудиенция окончилась… Тут я ему и говорю, мол, у нас в посёлке три года назад трагедия и т. д. и т. п., мол, потерпевшие хотят с вами встретиться, чтобы поблагодарить за участие и попросить помощи в расследовании, мол, зная ваши связи в высших сферах. Говорю и сам глаз не свожу с него, вот глазки у него заблестели, вроде как стало ему интересно. Молчит, наверно, вспоминал, а потом говорит, нет, мне это неинтересно, извините, да я деньги обещал, найдут — дам, без разговоров, а пока, прощайте и до новых встреч. Я хотел уже уходить, а он мне вдогонку, если хотите, можете постажироваться в пресс-службе моей компании, нам нужны молодые и въедливые. Так и сказал «въедливые», откуда он вспомнил такое слово, до сих пор не пойму.