Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 - [116]

. Когда подготовка к выборам началась, представители партии и НКВД на местах начали сообщать, что бывшие кулаки и священники готовятся к выборам, а широко распространенная среди крестьян враждебность к партии может привести к тому, что коммунисты выборы проиграют, уступив религиозным деятелям[1037]. В марте 1937 года один партийный руководитель заявил, что, по имеющимся сведениям, контрреволюционные церковники и сектанты весьма активно готовят своих кандидатов для голосования[1038]. 2 июля 1937 года, в тот самый день, когда «Правда» опубликовала правила грядущих конкурентных выборов в Верховный Совет, Политбюро приказало тайной полиции зарегистрировать всех бывших кулаков и преступников, чтобы иметь возможность арестовать всех лиц, враждебных советской власти[1039]. Спустя три месяца ЦК отказался от идеи конкурентных выборов, предпочтя им выборы безальтернативные — с кандидатами, подобранными партией. Тем не менее работа по очищению населения от «антисоветских элементов» продолжилась в форме массовых репрессий[1040].

Настойчивые предупреждения от местных партийных и полицейских властей по поводу угрозы, исходящей от бывших кулаков, казалось, были подтверждением слов Сталина, сказанных им на Пленуме ЦК в 1933 году, а именно: что «бывшие люди», слишком слабые для открытой борьбы с советской властью, «расползлись и укрылись» в советском обществе и пытаются вести саботаж. Сталин тогда заключил: «Уничтожение классов достигается не путем потухания классовой борьбы, а путем ее усиления»[1041]. Идея того, что продвижение к социализму вызовет обострение классовой борьбы, уже давно фигурировала в высказываниях различных партийных деятелей, особенно Сталина. Эрик ван Рее прослеживает ее вплоть до текстов Георгия Плеханова, который еще до революции утверждал, что осознание капиталистами своей исторической обреченности может привести к «энергии сопротивления» — термин, которым пользовался Ленин в годы Гражданской войны, объясняя, почему после установления диктатуры пролетариата классовая борьба обострилась[1042]. Сталин не раз возвращался к этой теме в своих речах. В 1928 году он заявил о «неизбежном обострении классовой борьбы», а в 1930-м охарактеризовал как интенсификацию классовой борьбы сопротивление коллективизации[1043].

Мышление партийных деятелей было проникнуто своего рода хилиазмом — верой в то, что они приближаются к окончательному этапу истории, на котором все члены общества будут гармонично жить при коммунизме. Но путь к коммунизму не представлялся мирным: партийные деятели ждали, что схватка будет становиться все более интенсивной и они победят, лишь полностью ликвидировав своих врагов. Коллективизация и отмена частного предпринимательства обозначили начало эры социализма, но сопротивление советским порядкам не прекратилось. В 1937 году Сталин вновь предупреждал, что успехи коммунистической партии лишь заставят обломки умирающих классов драться с еще большим ожесточением. Он также напомнил про капиталистическое окружение, отметив, что Советский Союз стоит перед лицом весьма реальной угрозы извне[1044].

Действительно, другим важнейшим фактором, обусловившим начало массовых операций, стала растущая внешняя угроза. В конце 1930-х опасность, исходившая от Германии и Японии, становилась для советских лидеров все более очевидной. Барри Маклафлин отмечает, что именно на 1937 год пришлись особенно зловещие события: в марте Германия внезапно прекратила переговоры с советскими дипломатами, в июле началось японское вторжение в Центральный Китай. Война на два фронта казалась реальной как никогда[1045]. Конечно, у любого правительства есть различные варианты ответа на международные угрозы, и чаще всего речь идет об укреплении обороны и заключении военных союзов[1046]. Сталин и его соратники использовали оба этих метода, но, кроме того, стремились уничтожить внутренних врагов, которые в случае войны могли бы стать пятой колонной[1047].

По мнению Олега Хлевнюка, Сталин, оказавшись перед перспективой войны, желал избавиться от потенциальной оппозиции внутри страны, и именно этим объясняются как его чистки (в партии, армии и промышленности), так и массовые операции. В частности, Хлевнюк указывает, что в начале 1937 года Сталин знал об арьергардных восстаниях против республиканского правительства, произошедших в ходе Гражданской войны в Испании, и опасался таких же восстаний в Советском Союзе в случае, если начнется война[1048]. Помимо опасений Сталина по поводу повторения испанского сценария, запуск массовых операций следовал давно установившейся схеме: если повышается внешняя угроза, то для борьбы с предполагаемыми внутренними угрозами необходимо прибегать к отсекающему насилию. Эта схема была отработана в Гражданскую войну, когда иностранная интервенция и внутренняя контрреволюция, сочетаясь, поставили под вопрос само существование зарождавшегося советского государства[1049]. Руководители советской тайной полиции, проводившие массовые аресты и казни в период Гражданской войны, не отказались от таких мер и в последующие годы. Во время военной тревоги 1927 года Евдокимов предложил провести внесудебные казни предполагаемых белогвардейцев, заявив, что в случае международного конфликта они встанут на сторону врагов