Взлетная полоса длиною в жизнь - [76]
— Трудно, но в конце, кажется, удалось.
И я был немало удивлён, просмотрев записи бортовой информации — перед самым приземлением ручка смещалась назад.
— Лавриков, полетишь на «спарке», а я в задней кабине понаблюдаю, — объявил лётчику своё решение.
На первой же посадке увидел его попытку выровнять самолёт.
— Ну что, понял, что сразу не получается?
— У меня ручка стояла на месте, — убеждённо ответил Лавриков. Я давно знал этого лётчика, принимал у него лётный экзамен при поступлении в Центр подготовки лётчиков-испытателей. Уже тогда точная техника пилотирования выдавала в нём инструктора с многолетним стажем.
— Хорошо, заходи снова, — ответил я, засмеявшись пришедшей в голову мысли.
При подходе самолёта к месту приземления выставил руку ладонью вперёд, упёршись в ручку управления. За секунду до посадки пришлось побороться, препятствуя уменьшению угла планирования.
— Лавриков! Чувствовал, как я мешал тебе?
— Нет, ничего не чувствовал, — послышался его спокойный голос.
— Вот теперь мы увидим на плёнке, что ручка стоит «как вкопанная».
У меня просто «челюсть отвисла» от удивления, когда увидел по записям, что проклятая ручка всё равно не находилась в фиксированном положении.
— Да-а, — протянул мой лётчик, почёсывая затылок, — видимо придётся попотеть.
— Наши ошибки выливаются в перелёт от центра приземления до 100 м, — пояснил я, — а на палубу корабля мы должны садиться в пределах +10 м. Вот вам и результат нашего рефлекса на приближение земли. Так мы никогда не зацепимся за трос. Поэтому в дальнейшем за секунду-полторы до приземления нужно умышленно отжимать ручку «от себя», и получится то, что надо.
Я не мог и предположить тогда, насколько был прав. Пройдёт время, и я стану невольным свидетелем того, как лётчик фирмы Анатолий Квочур, идущий точно в центр блока, в последний момент проносился над ним, не зацепив гаком ни одного из четырёх тросов. А сейчас смотрю на задумчиво стоящих пилотов и верю, что они освоят новый авианосец и не один. Моя же задача провести их через будущие испытания без потерь.
Глава VIII
Во второй половине 1988 года на аэродроме Саки начались интенсивные полёты на том, что у кого было. «Микояновцы» — на единственной летающей лаборатории МиГ-29ЛЛ, доработанной для посадки на блок Б-2 с зацеплением. Ведущим испытателем от фирмы летал Токтар Аубакиров, казах по национальности. Он на моих глазах превратился из скромного уважительного молодого человека в уверенного в себе мужчину, приобретя солидный вес фирменного лётчика после испытаний МиГ-31, связанных с дозаправкой в воздухе и беспосадочными перелётами Москва — Камчатка, а также полётами в арктических широтах. Когда-то А. В. Федотов отобрал его из числа выпускников Школы лётчиков-испытателей, куда он поступил без промедления, написав Первому секретарю ЦК КП Казахстана Д. А. Кунаеву, другу Л. И. Брежнева, что «…среди испытателей нет представителя казахского народа». Второй раз аналогичную мысль Аубакиров изложил уже первому Президенту Казахстана Н. А. Назарбаеву — в 1991 году, как только стало ясно, что космодром Байконур оказался собственностью казахского народа. Срочно была произведена замена в экипаже космического корабля «Союз ТМ», готовившегося через три месяца стартовать на орбиту. Космонавт на борту орбитальной станции «Мир», находившийся в космосе полгода и ожидавший себе замену, на этот раз её не дождался. Это не последний пример, когда в угоду политике с лёгкостью решаются дела, на которые в другое время уходит вся жизнь. Льщу себя надеждой, что у политиков хватит здравого ума и Байконур в Казахстане не постигнет та же участь «металлолома», что и новейшие бомбардировщики Ту-160 на Украине. А сын казахского народа Аубакиров, в своё время уволившийся из армии в звании капитана ради того, чтобы стать испытателем, после полёта в космос стал служить у себя на родине, но уже в звании генерала.
Вторым пилотом был Анатолий Квочур — мыслящий лётчик, автор, вдохновитель и исполнитель идеи первого участия боевых истребителей МиГ-29 на авиасалоне в Фарнборо в 1988 г. Его акробатический пилотаж вызвал восхищение специалистов всего мира. В 1989 году он катапультировался на авиасалоне в Париже и чудом остался жив, получив травму позвоночника при ударе о землю. Сильный организм спортсмена-каратиста позволил ему остаться на испытательной работе. Через год на аэродроме Саки Анатолий вновь покидает самолёт в показательном полёте на МиГ-29УБ с лётчиком авиации ВМФ. Позднее он уходит на работу в Лётно-исследовательский институт. Некоторые говорят, что причиной тому стала последняя авария, но, по моему убеждению, «ниточка начала виться» после его письма М. С. Горбачёву обо всех безобразиях, сопровождавших подготовку и организацию выступления в Фарнборо в стенах фирмы и Министерства авиационной промышленности.
Фирма Сухого была представлена В. Пугачёвым и Н. Садовниковым. С приличным опытом инструкторской работы в училище, Пугачёв на испытательной работе в ОКБ быстро и уверенно занял ведущее место по испытаниям Су-27К. Грамотный специалист, сильный лётчик, он завоевал расположение М. Симонова и не зря, так как стал настоящим «фирмачом». Трудно было узнать от него информацию о проблемах, возникающих на самолёте. Садовников, хоть и более опытный испытатель, был скромным «тружеником» и более открытым для лётчиков других ведомств. Кроме тренировок на доработанном Су-27УБ, на аэродроме шли испытания двух опытных экземпляров Су-27К. На двух своих МиГ-29 мы также собирались осваивать НИТКу.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».