Взлетая высоко - [6]

Лекси корчит недовольную гримасу.

– Это было еще в школе и какое-то время после. В детстве его самым большим желанием было стать пожарным. Он постоянно бегал с нелепым шлемом на голове, который ему подарили на Рождество. Вообще-то пожарным запрещено обучать несовершеннолетних, но начальник местной базы – друг нашей семьи, и он разрешал Чейзу иногда ездить с ними. Там он довольно быстро понял, что тушить огонь не его. Он посещал медицинские курсы в старшей школе, и даже несколько месяцев после занятий работал медбратом. Ну ты знаешь: перекладывать файлы из одной стопки в другую, проводить время с пациентами, помогать персоналу и так далее.

– Вот где он познакомился с доктором? – Я слышу свой вопрос. – В госпитале, когда работал медбратом?

Лекси кивает и сует большой кусок шоколадного торта в рот.

– Какое-то время я была убеждена, что он нашел свою судьбу, – бормочет она.

– И что случилось?

Так как очевидно, что что-то случилось, раз Чейз больше не работает в госпитале и не сделал карьеру как парамедик. Он изучает архитектуру, на следующей неделе вернется в кампус, а после учебы присоединится к компании отца и дяди и будет проектировать здания.

– Наша семья случилась, – тихо смеется Лекси, но ей как-то невесело. – Бесчисленные поколения архитекторов. Никто никогда не спрашивал Чейза или Джоша, что они хотят сделать со своей жизнью. Все было решено за них с самого начала. Когда в средней школе Чейз это осознал, то сделал поворот на сто восемьдесят градусов и какое-то время бунтовал. Но в конечном итоге… – Она глубоко вздыхает и, словно сознавая свое бессилие, пожимает плечами. – В конце концов он подчинился. Он пошел в армию – еще одна семейная традиция – и завершил базовую подготовку… – Она делает паузу и, кажется, на секунду задумывается. – А потом еще и курсы для парамедиков… После этого он отправился в Бостон и начал изучать архитектуру.

Чейз никогда не говорил об этом. Я знала, что он был не особенно доволен своей учебой и выбором профессии – но я понятия не имела, что это все дело рук его семьи. С другой стороны, я слишком много скрывала от него, чтобы обвинять его в молчаливости. Но давно ли он отказался от своей мечты? Он еще вспоминает о ней, хотя бы иногда?

– А что насчет тебя? – спрашиваю я, сознательно направляя разговор в другое русло. – Почему ты не пошла в семейный бизнес?

Ее полные губы кривятся в усмешке.

– Потому что моя бунтарская фаза никогда не прекращалась. Но, честно говоря, думаю, что папа и дядя Квентин втайне все еще надеются, что когда-нибудь я открою в себе любовь к архитектуре и приду в чувство, – на последних словах она рисует кавычки в воздухе. – Чего никогда не случится. Для меня нет ничего скучнее, чем проектировать уродливые корпоративные здания и отели, я всегда была лохом в построении геометрии комнат, и одна только мысль, что мне придется всю оставшуюся жизнь сидеть в душном офисе, приводит меня к осознанию, что я с тем же успехом лучше спрыгну с крыши. – Ее глаза в ужасе округляются, когда она выпаливает последнюю фразу. – О черт. Прости. Это была дурацкая шутка.

– Нет, – я качаю головой и даже, к своему удивлению, улыбаюсь. – Это было точно сказано.

– Нет, это бесчувственно и…

– Спасибо, – перебиваю я и кладу наполовину съеденный бейгл обратно на бумажный пакет.

Лекси хмурится. Она выглядит растерянной.

– Спасибо за что?

– За то, что общаешься со мной, как раньше, а не как с кем-то, кто… кто…

– Хотел покончить с собой? Ты же собиралась это сделать, поэтому можешь спокойно произнести эти слова.

Я плотно сжимаю губы. Не буду говорить ничего вслух. Я не хотела никому вредить, не хотела шокировать или причинять страдания. Я просто хотела снова быть с Кэти. Хотела быть с Джаспером. Чтобы боль наконец прекратилась. Мне невыносима мысль о жизни без моей сестры-близняшки.

Может быть, именно поэтому мне кажется нереальным все вокруг – быть здесь и сидеть на кровати с Лекси. Вообще дышать – это так сюрреалистично. И говорить. Существовать. Все пошло не по плану. Мы с Кэти с самого начала были единым целым. Мы даже шутили, что состаримся вместе в огромном доме, полном кошек или внуков. Как именно это произойдет, мы не знали, но то, что мы будем вместе до последнего вздоха, нам было совершенно ясно. Столько раз мы говорили об этом, и ни одна из нас даже подумать не могла, что может быть по-другому. Что одна из нас останется в полном одиночестве.

Я с трудом сглатываю и опускаю глаза к цветочному одеялу под бумажными пакетами.

– О, Хейли…

Я даже не осознавала, что плачу. Только когда Лекси протягивает мне взявшийся откуда-то платок, я замечаю горячие слезы на своих щеках. Я вытираю их, высмаркиваюсь и сминаю носовой платок в кулаке. В следующее мгновение Лекси убирает еду и напитки с кровати на столик у окна, снова садится рядом и бесцеремонно притягивает меня к себе.

Я не хочу рыдать. Не хочу сломаться, потому что, честно сказать, я чертовски устала. Но я не могу иначе. Боль вернулась. Ужасная пустота пришла с ней. Такое ощущение, будто она раздирает меня изнутри. Кожа натянулась, в горле пересохло, каждый вдох причиняет боль. Мне невыносимо быть здесь, когда Кэти больше нет. Почему я все еще здесь? Почему смерть коснулась не меня, а ее? Она была намного лучше меня. Она была смелой, жадной до жизни, с самыми невероятными планами и настолько же безумными мечтами. Это я должна была оказаться в морге. Быть той, что лежит в гробу. Той, что под землей. Это должна быть я, но никак не она. Не Кэти.