Взлет - [10]

Она открыла первую пожелтевшую страничку: "Москва. Декабрь 1927 года..." Марина улыбнулась и покачала головой: "Подумать только, как давно это было..." Она продолжала читать: "У меня появилось желание излить свою жизнь и чувства на бумаге. Может быть, это потребность дать самой себе отчет в своих поступках и в чувствах, которые наполняют мою голову и сердце. Сейчас мне пятнадцать лет. Я убеждаюсь, что многие люди живут сухой прозой, а отнюдь не мечтами и фантазиями, как я. Я сама подчас не понимаю себя. Понять хочу! Хочу понять жизнь свою и, может быть, тогда сумею оценить свои поступки..."

- Наивная девочка, - тихо сказала Марина, переворачивая страницы. Понять жизнь... Такую сложную.

"Я решила серьезно заняться музыкой, - читала она дальше. - О чем сказала тете Тане. Она приняла во мне участие. Как отрадно, когда кто-нибудь сочувствует твоей цели и хочет помочь тебе на пути к ней..."

И все-таки она не стала ни музыкантом, ни певицей. Жалеет ли об этом? Она не могла бы сказать твердо: нет. И все же главной в ее жизни стала авиация. А музыка...

Марина подошла к роялю, легко тронула клавиши.

Ах, истомилась, устала я...

- Что же это я, - рассердилась она. - Пора собираться, скоро придет Полина...

Экипаж "Родины" перебрался на аэродром. Он был гораздо больше других, лучше оборудован. Отсюда улетали в дальние перелеты экипажи Громова, Чкалова. Сюда возвратились герои-челюскинцы.

Обычно они тренировались на тяжелом четырехмоторном корабле ТБ-3, по нему можно было разгуливать стоя, настолько большим он был. Вылетали обычно с сумерками и до рассвета летали по маршруту, иногда за облаками. Их обволакивала густая темнота, и лишь кое-где мелькали крохотные огни далеко внизу.

В таких полетах Марина тренировалась в астронавигации, выходила на связь с дальними радиостанциями. А аэродром посадки всю ночь звал их музыкой из "Пиковой дамы". По радиомаяку они определяли направление к дому, на аэродром.

Было решено сделать еще один полет, но уже на своем самолете в сторону Свердловска, по отрезку пути, который включен в их маршрут. Цель этого полета - еще раз проверить работу приборов и оборудования, определить устойчивость радиосвязи с наземными радиостанциями, проверить летные качества самолета на высоте.

Самолет ожидал их на аэродроме. На серебристых длинных крыльях красовалась надпись "Родина". Это имя самолету придумала Валя, и, наверное, лучше и значительнее этого названия найти было невозможно. Оно несло в себе все: дом, страну, надежды...

"Родина" была двухмоторным монопланом со слегка удлиненными крыльями. Передняя часть самолета застеклена для лучшего обзора: здесь размещалась кабина штурмана. Позади нее, за переборкой, - кабина первого пилота - Вали, с которой штурман мог сообщаться через небольшое окошко, а еще дальше кабина второго пилота - Полины.

В начале пути, пока не установилась четкая связь с Москвой, Марина немного нервничала. Как-то пройдет этот последний тренировочный полет? Для них это был экзамен, а кто из сдававших подобный экзамен мог бы остаться спокойным? Сейчас решался основной вопрос: даст комиссия "добро" на перелет или отложит его.

Но все шло по намеченному плану: связь, выход на контрольные ориентиры, определение точного местонахождения, промеры ветра.

И погода благоприятствовала им: сияло солнце, и лишь легкая дымка туманила землю, но знакомые очертания извивов рек виднелись издали, и даже по ним, не прибегая к вычислениям, Марина могла исправлять курс самолета.

"Вот так бы во время перелета, - думалось иногда ей. - Ох, не сглазить бы!"

В кабине штурмана, достаточно большой, размещалось множество приборов. Поэтому она казалась тесной. Только часть пола да остекленный нос были свободными - штурману нужен обзор для ориентировки.

Слева, чуть позади на борту были установлены радиопередатчик и радиоприемник, позади сиденья у переборки, разделяющей кабину штурмана и летчика, укреплен кислородный баллон. Запасной приемник находился справа, перед ним откидной столик, где вмонтирован ключ для передачи радиограмм. Он был прямо под рукой, и Марине не нужно было тянуться к нему. Так сделали по ее просьбе. Вся правая часть кабины была занята приборами, контролирующими режим полета.

Под ногами, немного впереди, находился люк, через который штурман влезал в кабину. Он закрывался защелкой, которая крепилась предохранительным зажимом: это гарантировало, что люк не откроется, пока не будет снят предохранитель.

Парашют Марины лежал слева на полу, чтобы не мешать ей в работе.

Детальная карта полета, крупного масштаба, была на столе, под ключом передатчика, сложенная "гармошкой", и Марина, пролетая отрезок маршрута, перекладывала эту "гармошку" так, чтобы следующий отрезок пути был полностью виден.

Прошло около двух часов полета. Марина совсем освоилась в своем новом "доме" и даже позавтракала между двумя сеансами связи.

Иногда она открывала верхний люк и, высунувшись, оглядывалась вокруг. Далеко внизу над землей словно нехотя прозрачными клочками легко плыли редкие облака. В туманной дымке над горизонтом голубели горы. Упруго бил в лицо холодный воздух, солнце сверкало на тонких крыльях самолета с четкими и гордыми буквами "Родина".