Взлет черного лебедя - [26]

Я откинулась на спинку обтянутого замшей сиденья и уставилась в окно на Гудзон, сверкающий в лучах декабрьского солнца. Набережную запрудили пешеходы и велосипедисты — благо теплая погода позволяла им расслабиться. Был самый обычный нью-йоркский день. Я успокоилась и постаралась насладиться поездкой.

Но когда я заметила, что «Роллс-ройс» движется к выезду на мост Джорджа Вашингтона, я заволновалась.

— Мы едем в Нью-Джерси? — осведомилась я писклявым голосом.

На секунду я представила, как мое тело топят в болоте Нью-Джерси, однако водитель быстро перестроился и мы продолжили путь на север, к Генри Гудзон Парквей. Вскоре мы оказались перед въездом в Клойстерс.[29]

— Только не говорите мне, — пробормотала я, — что мистер Хьюз здесь живет. Он богат, но я не думала, что он обитает в замке.

Шофер ничего не ответил. Теперь автомобиль медленно катил по парку мимо каменных средневековых башен Клойстерс. По субботам мы с мамой не раз приезжали сюда, бродили по гулким залам музея и садам с колоннадами. Моя мать готовилась к получению степени магистра французской средневековой литературы. Клойстерс, так же, как выращиваемая ею лаванда, напоминал ей о родной Франции. Порой она указывала на что-нибудь и объясняла: «Эти камни переплыли океан, как и я». Поступив в колледж, я нередко бывала здесь и в поисках вдохновения рассматривала коллекции ювелирных изделий. Я подружилась с одним из библиотекарей, знакомым с моей мамой, в ту пору, когда готовила курсовую работу.

«Роллс-ройс» миновал парк. Водитель вырулил на Форт-Вашингтон-авеню, повернул под прямым углом на Сто восемьдесят первую улицу и после еще одного поворота к бульвару Кабрини затормозил перед двенадцатиэтажным зданием.

— Вот он где обитает, — промямлила я. Шофер тактично молчал, пока я изучала взглядом сооружение из красного кирпича, украшенное белым гранитом. Однажды я читала в разделе «Times», посвященном недвижимости, статью об истории этого дома. Его построили на месте замка, принадлежащего британскому финансисту на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Но громадный особняк сгорел дотла в тридцатые годы. Здешние квартиры славились своими габаритами и высокими потолками, в них имелись настоящие камины, а из окон открывался прекрасный вид на реку. Но я была удивлена тем, что Уилл Хьюз жил именно здесь.

— Я считала, что управляющие хеджинговых фондов предпочитают Парк-авеню, — вымолвила я, когда водитель распахнул дверцу и подал руку, чтобы помочь мне выйти из «Роллс-ройса». — Но здание великолепное. Романтичное.

— Мистер Хьюз будет рад услышать ваше мнение. Он привязан к своему жилищу, тем более что он — его владелец.

Шофер провел меня к каменному портику, украшенному лепниной в виде геральдического щита, который я видела на снимке. Спустя несколько секунд мы оказались в холле, где водитель кивком поприветствовал дворецкого. Вероятно, меня ожидали. Но вместо того, чтобы проводить меня к центральному лифту, меня пригласили к кабине с надписью «ЛИЧНЫЙ». Шофер помахал мне рукой и поклонился, когда двери начали закрываться.

— Погодите, а какой этаж? — крикнула я, но увидела, что никакой панели с кнопками тут не имеется. Еще миг — и лифт начал подниматься. «Наверное, в пентхаус», — подумала я, зажмурилась и сделала три глубоких вдоха в технике «уджайи» (мой учитель йоги называл это «дыханием океана»). Как ни странно, помогло. Кабина замерла, и я была спокойна. Я вышла в просторную гостиную, с трех сторон замкнутую окнами от пола до потолка. Я словно оказалась на вершине высокой башни. Передо мной простирался Гудзон и высились береговые скалы Нью-Джерси, на юге виднелись небоскребы Манхэттена, а на севере — прямоугольная каменная башня Клойстерс. Стекла были тонированы — возможно, для того, чтобы приглушить солнечный свет. Я шагнула вперед, но внезапно мое внимание привлек портрет, висевший на стене возле лифта.

На картине был изображен молодой человек в наряде елизаветинских времен. Что-то в его серебристо-серых глазах заставило меня остановиться. Длинные волнистые светлые волосы, губы в форме лука Купидона, жестокая улыбка. Шея юноши ослепительно белела и выделялась на фоне черного воротника бархатного камзола. Слишком белоснежной выглядела и рука. Она покоилась на открытой книге, лежавшей поверх мраморного пьедестала. Приблизившись к холсту, я разглядела на пальце героя перстень — печатку с лебедем. Мое кольцо. Я поднесла руку к картине, чтобы сравнить украшения.

— Впечатляет, верно? — произнес голос у меня за спиной.

Я обернулась и остолбенела: мне померещилось, что юноша сошел с портрета. Но этот мужчина был одет современно. Белую рубашку, сшитую на заказ, дополняли полинявшие черные джинсы. Волосы у него оказались на пару тонов темнее и коротко подстрижены. Зато губы у обоих полностью совпадали. Что, если в нем живет та же жестокость? Но заготовленная для меня вежливая улыбка угасла, и я заметила в лице мужчины что-то вроде удивления или ранимости.

— Гораздо более впечатляет ваша схожесть, — произнесла я, гадая, почему его испугало мое появление.

— Фамильное проклятие Хьюзов, — проговорил он, овладев собой, и протянул мне правую руку.