Взгляды на жизнь щенка Мафа и его хозяйки — Мэрилин Монро - [59]

Синатра незаметно снял под столом один ботинок и нервно тыкал большим пальцем в глиняную напольную плитку, пачкая пылью носок. Натали к тому времени уже несла настоящий пьяный бред о своей Мадде: как та отвергала любую помощь со стороны и как Ник допился до того, что возомнил себя неизвестным сыном Романовых. В смехе Натали зазвучали яростные нотки. Она переводила взгляд с одного собеседника на другого, мечтая добиться хоть какого-нибудь одобрения, потом вновь заливалась смехом и в конце концов заговорила голосом матери из последнего фильма Казана.

— Так, Уилма Дин, — сказала она, — я должна с тобой поговорить. Мальчики не уважают девиц, которые позволяют им слишком много. В жены они берут только порядочных девушек. Уилма Дин, не слишком ли далеко вы зашли?

— Бог мой, детка, да ты напилась! — сказал Синатра.

Когда с «Великолепием в траве» было покончено и Натали взялась за Бобби Кеннеди, Синатра расшнуровал второй ботинок. Тем временем Адвокат аккуратно положил руку на бедро Мэрилин и принялся его поглаживать. Я опустил голову и понюхал пустой ботинок, но он ничем не пах. Мне вдруг вспомнилась «Тайная вечеря», прекрасная картина Тициана, — апостолы на ней были куда щедрее на объедки со стола.

В принципе мне хорошо на море — и было хорошо тогда, в Нью-Йоркском заливе, когда мы отправились на Стейтен-Айленд, — если только не приходится терпеть общество таких же маленьких собачек, защищенных от тайных колебаний воды тоннами чугуна. Но глубина меня пугает[41], и по этой причине мне нелегко пришлось в Калифорнии: Мэрилин обожала пляж Санта-Моники, потому что он напоминал ей о счастливом детстве. Она прекрасно плавала и считала такой отдых приятным и незатейливым. Из меня же отдыхающий вышел неважный. Как и все собаки, я ничего не имею против нескольких часов праздного безделья, но пляжи, солнечные ванны, мороженое? Увольте. Загорание для меня сравнимо с бесконечным поджариванием на вертеле, сущий ад, а маячащая вдали вода — постоянный источник ярко выраженной тревоги. Собаке не всегда легко разобраться, где кончается ее собственное «я» и начинается хозяйское, но особые отношения с водой позволили мне понять, что страхи Мэрилин отличаются от моих.

В конце того лета я начал смиряться с мыслью, что больше никогда не увижу Нью-Йорк. Жизнь в Калифорнии отчего-то гораздо медленнее и приятно пуста. Порой, когда катишь по шоссе или валяешься на пляже, желудок вдруг на секунду сжимается в комок от осознания: жизнь проходит мимо. Вскоре я понял, что это чисто калифорнийское чувство, бесплатное приложение к смогу и зацелованным солнцем лицам. Мы много времени проводили в доме Питера Лоуфорда на пляже Сайта-Моники — дом был очень красивый, эдакий форпост, некогда принадлежавший Луису Б. Майеру. Нормальные люди приходят в восторг от факта, что с веранды Лоуфорда можно выйти прямо на пляж. Мэрилин иногда скидывала сандалии, выбегала на песок и тут же сталкивалась с мысленным образом себя шестнадцатилетней, на заре славы, красующейся перед армейским фотографом, мечтавшим пробиться в глянцевые журналы. Питер был из тех англичан, в которых английскость становится тем явственней, чем дальше они уезжают от Англии. (Мэрилин успела наслушаться от Фрэнка нелестных слов в его адрес: «Угадай, кто это — дешевка, слабак, подлец и псих?») Сам себе Лоуфорд виделся комедийным персонажем, ненастоящим европейцем в окружении настоящей американской элиты. Ему хватило ума и таланта, чтобы превратить это качество в преимущество — он женился на сестре президента и все такое, — но при всем при том он всегда казался себе ущербнее и глупее своих друзей (подростковый комплекс, надо сказать). Проклятие Лоуфорда было одновременно и его благословением: он мечтал походить на окружавших его людей. Разговаривая с Фрэнком, он хотел быть как Фрэнк; выпивая же с какими-нибудь серфингистами на пляже, он мечтал быть как серфингист. Мы с Мэрилин вмещали множество сущностей, это верно, но для Питера мы были самыми простыми созданиями во всей Калифорнии.

Итак, мы добрались до президента. Только не затаивайте дыхание в предвкушении шокирующих истин. Увы, мы с ним встречались всего раз, теплым вечером в том самом летнем доме, и больше всего мне запомнилось, что его беспокоила больная спина и отсутствие новокаина в местных аптеках. В отношении Лоуфорда Джек был очень прямолинейным шурином — обыкновенным рубахой-парнем, который рад обществу Питера и его друзей, пока они шутят и не обижают его сестру. Мне кажется, общество президента кружило людям голову: они пили больше, танцевали дольше и излучали ту странную уверенность, какую всегда излучают люди, стоит им осознать, что они оказались в центре событий. Глаза у всех раскрывались шире и блестели ярче, жадно впитывая непосредственную близость власти, и у каждой девушки был заготовлен какой-нибудь вопрос к президенту.

— Господин президент, как помочь президенту Нго Динь Зьему в борьбе с Вьетконгом? — спросила Энджи Дикинсон, встряхивая волосами. На лбу у нее появилась маленькая «серьезная» морщинка.

— Джек, — поправил ее он, — зовите меня Джек.