Взгляды - [165]

Опровергая указанные утверждения А. И. Солженицына, журналист Б. Шрагин, автор книги «Противостояние духа», писал, что «интеллигенция во все советские годы не была достаточно информирована. Ей всегда выказывалось недоверие. Достаточно информированы были высшие чиновники, работники партаппарата и «органов», у которых образованность была не главным их пороком. Интеллигенция во все советские годы была разобщена — не в том смысле, как крестьяне, а именно как мыслящая часть общества: она лишена была средств свободного обмена идеями и сведениями, разбита на мельчайшие атомы взаимным недоверием и страхом».

Противопоставление народа интеллигенции, которое Солженицын сделал в сборнике «Из-под глыб», давно устарело и потеряло социальный смысл. Сам Солженицын в своем романе «В круге первом» обрисовал это с исключительной глубиной. Он писал:

«Как тем, как образованным барам ХIХ-го столетия, образованному зеку Нержину, чтобы спуститься в народ, не надо было переодеваться и нащупывать лестничку: его просто шурнули в народ, в изорванных ватных брюках, в заляпанном бушлате, и велели выполнять норму. Судьбу простых людей Нержин разделил не как снисходительный, все время разнящийся и потому чужой барин, но как сами они, неотличимый от них равный среди равных.

И вот когда отпала причина переживать комплекс вины перед народом, когда отпали привилегии, представляемые образованностью, исчезла внутренняя потребность в идеализации «простых русских людей», Нержин понял, что спускаться ему было дальше незачем и не к кому. Оказалось, что у народа не было перед ним никакого сермяжного преимущества…

…Зато были они слепей и доверчивей к стукачам. Были падче на грубые обманы начальства. Ждали амнистии, которую Сталину было труднее дать, чем околеть. Если какой-нибудь лагерный держиморда в хорошем настроении улыбался — они спешили улыбаться ему навстречу. А еще они были намного жадней к мелким благам: «дополнительной» прокисшей стограммовой пшенной бабке, уродливым лагерным брюкам, лишь бы чуть поновей или попестрей.

В большинстве им не хватало той точки зрения, которая становится дороже самой жизни. Оставалось быть самим собой. Отболев в который раз таким увлечением Нержин — окончательно или нет? — понял народ еще по-новому, как не читал нигде: народ — это не все, говорящие на нашем языке, но и не избранные, отмеченные знаком гения. Не по рождению, не по труду своих рук и не по крылам своей образованности отбираются люди в народ.

А — по душе.

Душу же выковывает себе каждый сам год от году. Надо стараться закалить, отгранить себе такую душу, чтобы стать человеком. И через то стать крупицей своего народа».

Рассматривая позицию Солженицына, изложенную им в сборнике «Из-под глыб», Б. Шрагин считает эту позицию неверной, ибо именно из среды образованных людей родилась оппозиция правительству. Ни образование, ни «образованщина» не виновны в том, что произошло в нашей стране. В этом повинна бюрократия, которая использовала образованных людей.

Что бы ни говорил Солженицын о трусости, продажности, своекорысти «центровой образованщины», и как бы ни было справедливо то, что он говорит, — все же когда он решил обратиться с увещеванием, чтобы «жили не по лжи», пришлось призывать ее же, «образованщину». Ибо к кому же все относится — не писать ни единой фразы, которая искажала бы правду, не повторять таких фраз ни в качестве учителя, ни в театральной роли, не изображать ни живописно, ни скульптурно, ни фотографически, ни технически, ни музыкально ни одной ложной мысли, не приводить руководящих цитат, «к кому же все это относится, спрашивает Б. Шрагин, если не к образованщине?

Но и призыв этот, в сущности, запоздал, потому что невозможность лжи уже давно осознана. И не только осознана, но привела к рождению независимой, по мере сил правдивой, хотя и подпольной культуры. Да и в мужественных открытых действиях нельзя сказать, чтобы был недостаток. И именно из среды «образованщины», из среды советской интеллигенции — писателей, художников, ученых, учителей, инженеров, врачей вышли те, кто пошел на открытый конфликт со сталинским режимом.

В противоречии со своими патриархальными взглядами, отраженными в произведениях: «Один день Ивана Денисовича», «Матренин двор» и др., Солженицын написал два рассказа, напечатанных в журнале «Новый мир» в № 1 и № 7 за 1963 год: «Случай на станции Кречетовка» и «Для пользы дела». В рассказе «Случай на станции Кречетовка» Солженицын показал драму советской молодежи, изуродованной марксистской идеологией. Фактически он с большой художественной силой показал то, что было в действительности и чего сам Солженицын не смог понять до сих пор.

Привожу отрывок из статьи моей дочери Е. Абрамович «Читая Солженицына», написанной в 1964 г., но не опубликованной: «Поколение 1930-х годов сочетало в себе веру в чистоту, высокую цель революции с мучительным переживанием действительности — трагедии, проходившей перед его глазами, и им не понятой.

Действительно, в молодежи тридцатых годов не было раздвоенности, опустошенности, безверия. Она шла следом за отцами с той же верой и твердостью, хотя обстановка уже коренным образом изменилась, и вокруг нее происходила одна из самых страшных трагедий.