Взгляд - [47]

Но попробуем отрешиться от эмоций и рассмотреть вопрос с теологической точки зрения. О чем мы спорим с христианством, в чем с ним несогласны? Центральным пунктом наших расхождений является догмат о троице. В тот момент, когда христиане упоминают троицу, мы не можем продолжать разговор. Даже если мы позволим убедить себя тонкими богословскими рассуждениями в том, что при определенных обстоятельствах христианин, верующий в троицу, не является политеистом, то уж еврей, верящий в триединство Б-га, безусловно таковым является. Причина подобного различия в том, что иудаизм не требует от нееврея той четкости понятий, той чистоты монотеизма, которая обязательна для еврея. Чему это можно уподобить? Бывает, зрелый, умудренный опытом человек не принимает того, во что верит ребенок, но он не видит ничего страшного в том, что малыш верит в это. Мы, евреи, занимаемся теологическими вопросами и трактуем единство Б-га уже три с половиной тысячелетия, в то время как русский народ, например, впервые услышал о подобных материях лишь с тысячу лет назад. Мы вправе воспринимать христианские рассуждения о троице с позиций старшего, ведь наш стаж в пять раз больше. По той же самой причине мы не вправе требовать от христиан то, что требуем от себя, — точно так же, как не требуем от ребенка различать тонкости отвлеченных понятий. Поэтому то, что не является идолопоклонством для христиан, остается идолопоклонством для евреев. Когда речь идет о единстве Б-га, мы требуем от себя предельной чистоты и четкости понятий и малейшую неясность истолковываем как авода зара — букв. чуждое служение, запретное для еврея.

Теологические различия между христианством и иудаизмом затрагивают еще целый ряд вопросов, таких, как, например, понятия греха и милосердия. Иудаизм отрицает первородный грех. Мы не принимаем утверждение о том, что человек рождается грешником. Это, конечно же, не означает, что младенец является в мир совершенным. Разумеется, существуют прирожденные склонности как к добру, так и ко злу, и человек наделен теми и другими. Однако это не значит, что он грешен от рождения. Ребенок рождается невинным точно так же, как приходит в этот мир, не умея говорить, ходить, не имея знаний. Но ведь никому не придет в голову усмотреть в этом порок! Даже самые дурные наклонности — еще не грех, как не являются грехом врожденные физические недостатки.

Меня весьма удивляет сходство идеи первородного греха, введенной апостолом Павлом, с дуалистической концепцией манихейства. Манихеи рассматривали материальное начало в человеке — плотскую, чувственную сторону человеческого естества — как источник абсолютного зла, как нечто нечистое, порочное по самой своей природе. Прямой противоположностью плоти является душа. Она изначально наделена чистотой, святостью и по природе праведна. Поэтому человеческая жизнь в отображении манихейской религии предстает непрестанной борьбой: поединком добра и зла, души и тела. Дуалистическое мировоззрение сказывается на всей системе ценностей и влияет на повседневную жизнь. Например, у христиан тот, кто воздерживается от супружества, считается стоящим ближе к святости. Хотя, в отличие от католиков, православная церковь разрешает священникам жениться, епископом и другим высшим иерархом может стать только тот, кто принял монашеский постриг. У евреев же, напротив, семья и семейная жизнь, супружеские отношения и воспитание детей занимают центральное место в жизни, способствуют становлению и духовному росту личности. Грешит тот, кто уклоняется от брака. Ни одно из проявлений телесной жизни человека не считается грехом — ни еда и питье, ни чувственное влечение к противоположному полу, ибо по своей природе тело не является сосудом греха. Зло не заложено в нем изначально. Ясно, что подобная концепция находится в противоречии с христианством, которое боится плоти, видит в чувственном начале врага человеческой души. Не случайно некоторые из ранних отцов церкви — причем не только монахи — оскопляли себя, чтобы побороть плотские соблазны. Евнухом был, например, величайший христианский богослов Ориген. Группы добровольных скопцов существовали среди богомилов в Болгарии и Франции и среди русских сектантов в совсем еще недавнем прошлом.

Из разного отношения к материальной стороне жизни следует не только различное отношение к греху. Отличаются друг от друга также представления иудеев и христиан о вечной жизни. Христиане полагают, что залогом избавления души является принадлежность к истинной церкви, ибо душа для своего спасения нуждается в искуплении, которое уже достигнуто жертвенной смертью Христа. Поэтому праведники-нехристиане не удостоятся избавления, тогда как грешные христиане спасутся. Иудаизм же полагает, что человек судится не по вере, а по поступкам. Пока он не совершил преступление — не только в уголовном, но и в моральном смысле слова, — он невиновен. Поэтому заслужить вечную жизнь может человек любого вероисповедания, в том числе христианин и мусульманин.

* * *

История взаимоотношений иудаизма и христианства насчитывает свыше полутора тысячелетий. У обеих религий действительно много общего. Но внешнее сходство, как мы теперь видим, скрывает глубокие внутренние противоречия. Миры иудаизма и христианства — совершенно разные. В прошлом евреи хорошо понимали, к каким интеллектуальным и духовным последствиям приведет их отказ от своей веры. И потому наши предки противились принятию христианства даже под страхом смерти. Очевидно, они не считали, что в жизни, из которой вместе с еврейством исчезал смысл, есть хоть какая-то ценность.