Взгляд - [13]

Современность соседствует с мистицизмом, пока в определенный момент им не приходится расстаться, и тогда каждый из них идет своей дорогой. То, что мы условно назвали современностью, тоже обречено на изменения. Но пока она существует как таковая, у нее есть собственные пути, то есть вера в неверие. Она достигает той точки, где уже ничего нет и ничто не стоит усилий. Могут ли люди жить с этим — это уже другой вопрос, но именно таково их состояние в наши дни. Именно поэтому некоторые, достигнув этой точки, предпочитают остановиться и подумать об ином направлении.

Правосудие и справедливость

Сложным взаимоотношениям между правосудием и справедливостью можно посвятить не одну диссертацию, и рамки статьи не позволяют раскрыть даже в общих чертах эту обширную тему. Поэтому рассмотрим здесь только один из ее аспектов: относительность справедливости и ее конфликт с универсальностью, требуемой от правосудия.

В иерархии ценностей, которой руководствуются судьи, справедливость, как правило, оказывается на втором-третьем месте. Судья часто, если не постоянно, стоит перед дилеммой: справедливость или закон, — и порой разрыв между этими понятиями весьма значителен. Да и представление о справедливости у каждого конкретного судьи достаточно субъективно и спорно.

Приведу в пример стандартную ситуацию: бракоразводный процесс с иском о передаче детей одной из сторон. В подобном случае суд обязан руководствоваться интересами ребенка (само по себе весьма туманное понятие, требующее отдельного исследования). Но вот что интересно: если оба родителя живут в одной стране, мы обычно не находим в решениях суда какой бы то ни было предвзятости, но если один из них живет за ее пределами, суд, как правило, предпочтет оставить ребенка в том государстве, судебную систему которого он представляет. Если же отец живет в одной стране, а мать в другой, и в судах обоих государств ведутся параллельные судебные процессы, неизменно оказывается, что каждый из двух судов предпочтет того родителя, который находится по его сторону границы.

Само определение понятия справедливость имеет глубокий цивилизационный, национально-исторический контекст; оно, как модно сейчас говорить, культурозависимо. Так, например, во Франции за последние пятьдесят лет (раньше этого, очевидно, просто не проверяли) не было случая, чтобы осудили мужа, заставшего жену с любовником и лишившего жизни одного из них или обоих, как убийцу. Всегда находится более мягкая статья, ведь супруга так легко понять, особенно если события происходят во Франции. В другой стране, возможно, сказали бы: убийство есть убийство, вне зависимости от его мотивов, и муж должен понести наказание именно за это преступление.

Вообще же тот, кто пожелает узнать, насколько разнятся представления о естественной справедливости в разных странах, может просто пересечь Ла-Манш. Всего семьдесят километров — а каковы различия!

В контексте рассматриваемой темы полезно обратиться к международному праву. Это область представляет особый интерес именно тем, что законодательная сторона в ней куда менее разработана, чем в замкнутой судебной системе конкретного государства.

Судебная система любой страны оперирует понятиями национальные интересы или польза государства. Смысл, который вкладывают в них, может оставаться неизменным в течение долгого времени, периодически обретает новые грани, а порой превращается в свою противоположность. Причем изменения могут быть вызваны как краткосрочным тактическим интересом, так и фундаментальным, продиктованным заботой о будущем страны. Влияние фактора национальные интересы на правосудие в различных государствах неодинаково, но, так или иначе, он привнес в юридическую практику элемент субъективности, волюнтаризма.

Ареной столкновения специфических представлений правовых систем разных стран о справедливости является именно международное право — перекресток, где все они встречаются. Поскольку каждая страна тянет одеяло на себя и убеждена в оптимальности именно своего подхода к правосудию, то в поиске приемлемых для различных государств универсальных правовых норм при несовпадении законодательных систем неизбежен отказ от многих юридических принципов, принятых в одной из них и противоречащих другим.

Так и получается, что именно международное право вынуждено чаще других юридических систем апеллировать к естественному чувству справедливости — и не от хорошей жизни, а от недостатка полномочий и, главное, отсутствия общепринятого корпуса законов. Ведь если каждая страна имеет более или менее цельный юридический кодекс, то международному суду приходится судить… беззаконно. Разумеется, в основу международного судопроизводства положена совокупность межгосударственных соглашений и договоров, но эта база не может выдержать сравнение с полноценной юридической системой отдельной страны. Само право международного суда судить, выносить приговоры и приводить их в исполнение не является самоочевидным. Только согласие суверенных государств признать его решение дает этой институции легитимацию и силу.

Так справедливость превращается в основной, если не единственный, фактор судопроизводства. И здесь возникает философский, скорее даже теологический вопрос, который, при всей своей отвлеченности, оказывается вполне практическим: существует ли вообще объективная справедливость?