Взгляд на звёзды - [123]

Мария наблюдала подобное не впервые, и знала, что он обязательно воплотит свой каприз в жизнь. Так же хорошо она знала и о том, что последует дальше. Удовлетворив любопытство, Гизу не был склонен оглядываться назад. И горе было тем несчастным дурочкам, кто рассчитывал на что-нибудь иное. Десятки таких он уже перешагнул на своём пути, и не помнил даже их имён.

— Тебе придётся последовать некоторым советам, учитывая её психологические особенности, — предупредила она деловито — так, словно они говорили о новой модели наручных часов.

— Это не станет проблемой, — самоуверенно фыркнул Гизу, ни капли не сомневавшийся в своей способности заполучить любую девушку, которую он сочтёт достойной внимания, без какого-либо труда. — Впрочем, сейчас на это нет времени. И я звал тебя не для этого.

Остановившись подле сестры, Гизу беззастенчиво осмотрел её придирчивым взглядом, который больше подошел бы для ценной вещи, стоящей за стеклянной витриной, чем для ближайшей родственницы. Ничуть не церемонясь, он задумчиво провёл ладонью по её щеке, ощутив бархатистость и шелковистость ухоженной кожи. Мария даже не подумала отстраниться или остановить его руку. Не проявила она и других эмоций, которые приличествовали младшей сестрёнке — ни улыбки, ни румянца, ни участившегося дыхания. Она уже знала, что наедине с ним нет необходимости изображать сестринскую нежность. Касание к ней было похоже на касание к античной статуе или восковой фигуре из музея мадам Тюссо — безупречной, но холодной и безжизненной.

«До чего же идеально!» — в который уже раз подумал он, отмечая непередаваемую красоту каждой черточки её очаровательного личика и гибкого тела, которое вместило в себе всю неповторимую грацию и обаяние рода Гизу. «Слишком идеально» — подумал он сразу же следом за этим, ощущая, как эстетический подъём, подобный тому, который можно ощутить, глядя на «Мона Лизу» в картинной галерее, уступает место безразличию с лёгким оттенком разочарования. В природе не бывает ровных линий. Не бывает совершенства.

Утратив к девушке интерес, он отвернулся и подошел к своему рабочему столу, в уголке которого была видна старая семейная фотография. На «живом» фото, зафиксировавшем одну секунду времени, был изображен улыбающийся восемнадцатилетний Рикардо со своей шестилетней сестрёнкой. Маленькая девочка на фотоснимке вовсе не имела таких безупречных черт, как взрослая девушка перед ним. Малышка улыбалась, обнимая старшего брата, но при этом, если присмотреться, выглядела слишком бледной, замученной и больной. Казалось невероятным, что она может вырасти такой красоткой. Те немногие, кто видел это фото, удивлялись такой метаморфозе и восторгались ею. Как удивлялись и тому, почему он не заменит это фото на более свежее. Но на этот вопрос Гизу предпочитал не отвечать.

— Что-то случилось? — спросила Мария ровным голосом, нарушив долгое взаимное молчание.

— Мне сообщили, что состояние мамы ухудшилось, — наконец заговорил он, обернувшись к ней и сосредоточенно наморщив лоб. — Снова начались проблемы.

Мария, не проявляя видимых эмоций, внимала.

— Я хотел бы, чтобы ты съездила туда. Проведала её, — после паузы добавил Рикардо, исподлобья наблюдая за её реакцией.

Если что-то в его словах и смутило её — Мария не подала виду.

— Я сделаю так, как ты скажешь. Но в последний раз, когда я была там, ситуация лишь ухудшилась, — напомнила она.

— Да, я помню, — пробормотал он хмуро, и, противореча себе, тут же спросил: — Что она тогда сказала?

— Когда увидела меня? Прежде чем начать биться в истерике, она закричала: «Уберите от меня это», — воссоздала те события Мария спокойным голосом и со спокойным выражение лица, чудовищно контрастировавшим с содержанием только что сказанного.

Некоторое время Гизу тягостно молчал. Девушка могла видеть, что его горделивый римский профиль прорезают многочисленные морщины, орлиный нос морщится, в шейной артерии учащённо пульсирует кровь. Удивительно было наблюдать за такой богатой и искренней игрой эмоций на этом холёном породистом лице, обычно излучающем безграничную самоуверенность. В мире было не так много людей и вещей, способных заставить Рикардо чувствовать что-либо, кроме охотничьего или игрового азарта. Если быть точным — мать осталась последним в мире человеком, который вызывал в нём какие-либо сильные эмоции вообще. Даже его собственные дети, с которыми Рикардо исправно встречался раз в две недели, пока они не достигли совершеннолетия, не забывая сделать дежурные счастливые фото — явно не затрагивали струн его души.

— Ты права, нечего тебе к ней соваться! Но и меня она не захочет видеть тем более. После всего, что сделано, — вздохнув, изрёк он со смесью глубокой досады и совсем уж невероятного для себя чувства — раскаяния.

Мария в совершенстве владела искусством распознавать без слов его настроение. И она сразу ощутила, что наступил крайне деликатный момент, после которого дальнейшее развитие событий могло выйти из-под контроля и пойти самым непредсказуемым образом. Уловив тонко настроенным чутьём, чего от неё сознательно или подсознательно ждёт Рикардо, Мария проникновенно заговорила, вложив в свой голос как раз нужную дозу теплоты — не слишком маленькую и не слишком большую, выбранную с такой точностью, словно девушка способна была измерить её лабораторным термометром.