Взгляд на жизнь с другой стороны - [28]

– Давай чемодан, я понесу.

Мать не отдает. Я, дескать, сама. Отец нервничает.

– Давай, говорю, чемодан!

Двери уже открылись. Мать чемодан не отдает. Отец вырывает у неё из рук чемодан, протискивается к дверям, и выходит из вагона. Дальше это выглядело так: я иду сзади, а передо мной идут отец с матерью, и обоих в руках зеленые чемоданы! Самое интересное, что женщина, у которой отец отобрал её чемодан, семенит сбоку и не знает, что делать дальше.

Чаще всего ездили на ВДНХ. Там можно было бродить целый день. И по павильонам пройтись и по ярмарке, и по закусочным разным. Там первыми появлялись новинки продовольственного фронта: хрустящая картошка, которая сейчас в ухудшенном варианте называется чипсами, молоко в треугольных пакетах и прочее. Очень интересно было побывать у коров, лошадей и др. в павильоне животноводство. У нас это называлось: «Пошли к свиньям!» с ударением на последнем слоге.

Мне больше всего нравилось в дальнем углу, за прудами. Там стояла строительная и сельскохозяйственная техника. Разные трактора со спецприспособлениями, свежевыкрашенные желтой краской. Из этой любви к технике однажды получился курьез. В присутствии массы взрослых, родителей, бабушки с дедом и дядьев за столом в Туле я рассказывал об увиденной там чудесной дождевальной установке. Говорю:

– … трактор посредине, а от него в обе стороны, – я растопырил руки для наглядности, – вот такие две здоровенных хуйни…

Далее была немая сцена из Ревизора.

8. Переходный период

Начиная с пятого класса, к каждому предмету приложили отдельного учителя. Я не хочу говорить о самих предметах, потому что уверен в их бесполезности и ненужности для детей(процентов на девяносто от общего объема). Главным в школе мне видится духовное общение учеников с учителями и учеников между собой, а поводы для такого общения можно было бы найти поинтересней, чем а-квадрат плюс бе-квадрат. Самое главное, что должно быть в школе выдвинуто на первый план – это личность учителя, его своеобразие, оригинальность мышления, любовь к ученикам. Увы, увы… об этом остается только мечтать.

Почему я выделил последние два года детства в отдельную большую главу? Не только потому, что новый этап в школе, с разными учителями по предмету, а потому что на детство здесь уже стали наслаиваться отдельные явления и моменты не очень присущие собственно детству. Еще несколько лет до того я не понимал значения некоторых слов, тех которые считаются неприличными. Потом узнал их значение, но все это как явление меня не интересовало всё еще, и вдруг… как будто прозреваешь, начинаешь замечать всё это совсем рядом, начинаешь замечать не только то, что это вдруг появилось, а что это было всегда, только где-товне поля зрения. Как в том анекдоте:

– Знаешь, сосед, мне кажется, что к моей жене ходит садовник.

– Как ты определил?

– Да в постели стал розовые лепестки находить.

– Да?… а мне кажется, что к моей железнодорожник ходит…

– Что? рельсу что ли под одеялом нашел?

– Да нет, прихожу вчера домой, а в постели железнодорожник!

Так же и в жизни… например, сколько раз я видел во ржи вытоптанные участочки с женскими трусами посредине. Один раз даже парочку застали лежащей в кустах. Мы на них чуть не наступили – они притворились спящими, мы посмотрели мельком и ушли поскорей – а вдруг мертвые? А теперь вдруг стало доходить, что это было на самом деле. Стало вдруг заметно, что у девчонок груди начали оттопыриваться, у себя кое-где волосики начали пробиваться, ну и т. п. Одни словом, в постели появился железнодорожник. Взрослая жизнь в этом возрасте воспринимается превратно, искаженно, но уже становится заметной. Появляется желание подражать взрослым, причем в тех областях, где не надо бы, например, пить спиртное, курить и т. п.

Однако постараюсь по порядку.

Почти все, вновь появившиеся учителя стали называть нас на «вы», особенно учитель математики Иван Лаврентьевич. Он вспоминается первым, видимо потому, что его было много. Каждый день в расписании обязательно был русский язык и какая-нибудь математика, или сразу две. Другие учителя периодически болели, а этот приходил всегда. Ровно через минуту после звонка, открывалась дверь, и появлялся он, грозный, как судия, серьёзный и прокуренный, в своем вечном темно-синем, с белой ниточкой, обильно посыпанном мелом и перхотью костюме.

А вот учительницу русского языка того периода совсем не помню, пустое место какое-то. Они или менялись часто, или это была Марина Ефимовна, которой лучше бы и не было вообще. Вспоминается только обида и несправедливость. Помню, в одном изложении я применил вульгаризм, написав, что на поверхности воды мелькнуло желтое пузо акулы, в оригинале было «желтое брюхо». На мой взгляд, оба варианта экспрессивны, может быть второй чуть меньше, а нейтральное же слово – живот даже не упоминалось, но мне это поставили в вину и засчитали отвратительной ошибкой, чуть ли не употреблением матерного слова. Или в другом случае, я написал аэроктивный самолет. Я не знал тогда, что такой самолет движется с помощью реактивной струи, я думал, что в авиации везде применяется приставка аэро, от латинского слова воздух, как например, в словах