Взгляд на русскую литературу 1846 года [заметки]
Сноски
1
Кантемиру тогда было 31 год, а Тредьяковскому – 36 лет.
2
Нам могут заметить, ссылаясь на собственные наши слова, что не Пушкин, а Крылов; но ведь Крылов был только баснописец-поэт, тогда как трудно было бы таким же образом одним словом определить, какой поэт был Пушкин. Поэзия Крылова – поэзия здравого смысла, житейской мудрости, и для нее, скорее, чем для всякой другой поэзии, можно было найти готовое содержание в русской жизни. Притом же самые лучшие, следовательно, самые народные басни свои Крылов написал уже в эпоху деятельности Пушкина и, следовательно, нового движения, которое последний дал русской поэзии.
3
Буржуазии. – Ред.
4
Человек я, и ничто человеческое не считаю себе чуждым. – Ред.
5
Нечего говорить о бесчисленных промахах; по мнению г. Григорьева, Арес (Марс) должно выговаривать Арес и пр.
6
Бога из машины. – Ред.
7
Рыцарь наживы. – Ред.
8
Бог из машины. – Ред.
9
Это произошло частию оттого, что множество замечательных беллетристических произведений, особенно повестей, должно б было появиться в прошлом году в одном огромном сборнике, предполагавшемся к изданию. Но, по случаю «Современника», литератор, предпринимавший издание огромного сборника, счел за лучшее оставить свое предприятие и передать «Современнику» собранные им статьи.{30}
Комментарии
1
Статье Белинского предшествовала статья официального редактора «Современника» А. В. Никитенко «О современном направлении русской литературы» (отд. II, стр. 53–74).
2
Белинский в частности имеет в виду К. Аксакова, который в своей магистерской диссертации «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка» (1846) столь противоречиво толковал о Ломоносове и Петре I.
3
См. примеч. 10.
4
В декабре 1847 года Белинский писал В. П. Боткину: «Для меня иностранная повесть должна быть слишком хороша, чтобы я мог читать ее без некоторого усилия, особенно вначале; и трудно вообразить такую гнусную русскую, которой бы я не мог осилить…, а будь повесть русская хоть сколько-нибудь хороша, главное сколько-нибудь дельна – я не читаю, а пожираю с жадностью собаки, истомленной голодом» («Письма», т. III, стр. 323–324).
5
Орган славянофилов – «Москвитянин».
6
Намек на статью М. П. Погодина в «Москвитянине» (1845, № 3, отдел «Смесь», назв. «За русскую старину», стр. 27–32). Та же мысль о смирении русского народа была высказана им в статье «Мнение иностранцев о России» («Москвитянин», 1845, № 4, стр. 4–48).
7
Намек на славянофилов и В. Майкова (см. вводную заметку).
8
Эти замечательные рассуждения показывают, что Белинский в период «Современника» не только ясно формулирует свои материалистические взгляды, но и полемически противопоставляет их идеализму. Обычно материализм Белинского трактуют как «фейербахианство». Но это не точно и не верно. Имя Фейербаха ни разу не упоминается в письмах и статьях Белинского. Правда, о Фейербахе говорится вскользь в письме В. П. Боткина к Белинскому от 22–23 марта 1842 года. Косвенные указания на знакомство Белинского с Фейербахом находятся также у мемуаристов Достоевского, Анненкова. Однако еще до 1842 года Белинский самостоятельно преодолел гегельянство и развернул его критику. Фейербах мог лишь укрепить Белинского на новых позициях.
Обследование «Современника» за 1847–1848 годы показывает, что материалистические высказывания Белинского перекликаются с аналогичными высказываниями других авторов статей и рецензий в журнале. Основным вопросом в этих статьях является вопрос об «идеализме» и «эмпиризме», который незадолго перед этим так блестяще осветил А. И. Герцен в своих «Письмах об изучении природы». Брошенное в настоящей статье Белинским замечание по адресу дуалистов и идеалистов о том, что «Врачи… больше других уважают тело потому, что больше других знают: его», позднее было развито в одной анонимной рецензии «Современника», написанной на книгу М. Ф. К. Маркуса «Об отношениях медицины к государству», 1847 («Современник», 1847, т. III, № 6, отд. III, стр. 143–146). Белинский рассматривает объективный мир как единый процесс развития материи. Он писал: «Современная наука… химическим анализом хочет… проникнуть в таинственную лабораторию природы, а наблюдением над эмбрионом зародышей проследить физический процесс нравственного развития». Свою мысль Белинский уточнил в письме к В. П. Боткину от 17 февраля 1847 года: «Что действия, то есть деятельность ума есть результат деятельности мозговых органов, – в этом нет никакого сомнения; но кто же подсмотрел акт этих органов при деятельности нашего ума? Подсмотрят ли ее когда-нибудь?» Здесь Белинский заглядывал далеко вперед. «На эти волновавшие В. Г. Белинского сто лет назад вопросы, – говорит современный нам ученый, – наука лишь теперь может дать некоторые ответы» (X. С. Коштоянц, «Очерки по истории физиологии в России», изд. АН. СССР, М.-Л., 1946, стр. 141). Конечно, в области истории Белинский оставался еще идеалистом. Но он иногда подымался до правильного материалистического объяснения многих явлений истории, подчеркивая, скажем, роль материального бытия для формирования умственных и нравственных качеств человека, связь религии с политикой (например, в рецензии «Еврейские секты в России». «Современник», 1847, т. II, № IV, отд. III, стр. 123–125) и т. д. Во всяком случае Белинский понимал необходимость изгнания «чистого» умозрения из области истории и эстетики.
Наряду с Герценом Белинский возглавил поход «эмпирии» против «идеализма». Но в отличие от многих современников Белинский, так же как и Герцен, всегда подчеркивал значение теоретических обобщений и критиковал узкий фактографизм.
9
Мы воспроизводим цитату в точности по рукописи. В тексте «Современника» напечатано: «От тлена убежав, по смерти станет жить» (стр. 23).
10
Слово «назад» пропущено в рукописи (стр. 43 авторской нумерации).
11
Намек на распространение в Европе идей утопического социализма и коммунизма.
12
Слова, взятые в скобках, пропущены в рукописи (стр. 47 авторской нумерации).
13
В тексте «Современника» и решительно во всех изданиях Белинского, начиная с солдатенковского, это место читается: «…невольно приходит на память эта старая эпиграмма…» Между тем в рукописи (стр. 51) совершенно четко, без всяких помарок написано так, как это мы воспроизвели в настоящем издании. Нижеследующая эпиграмма, однако, ошибочно приписана Белинским Дмитриеву. Она принадлежит кн. Вяземскому. По-видимому, Белинский сам заметил свою ошибку и исправил ее в гранках. Возможно также, что это сделали редакторы Некрасов или Никитенко.
14
См. в наст. томе статью «О жизни и сочинениях Кольцова».
15
Некрасов был редактором журнала. Однако в письмах Белинский неоднократно высказывался о Некрасове-поэте. Например, в письме к Тургеневу от 19 февраля 1847 года.
16
Большой интерес представляет нравна рукописи Некрасовым. Основное ее направление – снижение похвал Достоевскому. Так, например, настоящее место переделано Некрасовым следующим образом: «В русской литературе еще не было примера такого быстрого успеха, какой имел Достоевский при первом своем появлении» (стр. 55 авторской нумерации, курсив самого Некрасова). У Белинского это место сначала было еще сильнее: «Необыкновенный талант г. Достоевского, талант глубокий», но строка не дописана, затем зачеркнута самим Белинским. Так же заменяет Некрасов восторженные эпитеты Белинского и в других случаях. Вместо «необыкновенный талант», он ставит «сильный талант» (стр. 55), вместо «обнаружил огромную силу творчества» – «обнаружил значительную силу творчества» (стр. 56).
17
Слово «дилетант» здесь употреблено Белинским в положительном значении.
18
Здесь рукою Некрасова справа на полях сделана любопытная приписка: «Не говорим также о беспрестанно встречающихся и совершенно натянутых фразах вроде: «гвоздыревый ты человек, тузовый ты человек и т. п.» (стр. 59 авторской нумерации).
19
Статья о Луганском (В. Дале) Белинским была написана (Полн. собр. соч., т. X, стр. 463–467).
20
Белинский несколько переоценивал значение Вельтмана. Но в данном случае он видит корень его художественной слабости в славянофильских убеждениях.
21
За подписью М. З. К. скрывался славянофил Юрий Самарин. В статье «Ответ Москвитянину» Белинский вступил с ним в ожесточенную полемику.
22
Дальше в «Современнике» следует опускаемый нами разбор исторических сочинений, написанный К. Д. Кавелиным (см. Собр. соч. К. Д. Кавелина, изд. 1899, т. I, стр. 745–760). В этом месте в рукописи (стр. 65) имеется следующая пометка рукою Белинского: «(NB примечание для наборщика: за сим набрать листки под № 1, 2 и 3)»; Белинский явно имел в виду присланный из Москвы кавелинский разбор исторических сочинений, занимавший не больше трех листков обычного формата.
23
Под «интересными фактами» в примечаниях к курсу Шевырева, которые, по словам Белинского, с «особенным упорством отказались свидетельствовать в пользу любимых идей его», Белинский имел в виду, вероятно, «ученое» рассуждение Шевырева о слове «кнут». Указав на иностранные корни этого слова, со значением «бить», «быть биту кнутом», Шевырев глубокомысленно заключал: «Замечательно, что это слово» оставалось у нас в своей чужой скандинавской форме, как пришлое к нам. Народ не хотел никогда осмыслить его» (примечание 68 к лекции второй, ч. 1, стр. 121).
24
«Письма об изучении природы» Герцена – важнейшая веха в развитии русского материализма – печатались в «Отечественных записках» в 1845–1846 годах.
25
Позднее была также статья в «Современнике» – «Александр фон Гумбольдт и его Космос» Н. Фролова (1847, т. V, № 9; л;. VI, – № 12 и 1848, т. VIII, № 2).
26
В статье «Жар и жатва хлеба» («Московские ведомости», 1846, № 103) С. А. Маслов описал ужасные условия крепостного труда женщин, которые жнут под палящим солнцем. Маслов писал в своей статье: «В один день, говоря о тяжести жнитвы, я слышал следующий рассказ: N. N, женщина лучшего общества с прекрасною 22-летнею дочерью, ехала в гости к соседям и, проезжая мимо поля, на котором жали, увидела много баб, столпившихся близ дороги. Она приказала кучеру остановиться и слышит ужасные вопли страданий. «Что это?» – «Да вот, матушка, бабочка рожает» – и бедная, молодая крестьянка, в придорожной канаве, окруженная состраданиями, в первый раз мучилась преждевременными родами. Неиспорченная ее натура сильна: она скоро родила – но родила мертвого ребенка. Этот рассказ поразил меня. «Да это и не редко случается, – приметил кто-то, – иногда роженицы в подоле приносят новорожденных с поля во время жатвы». Боже великий! Ты положил клятву, чтобы человек в поте лица своего съел хлеб свой, но чтобы этот хлеб обливался кровью матерей, рождающих в муках, с выдавшим из рук серпом и с смертию новорожденного, – нет, господи, это не твоя воля любви и милосердия, это жестокость человеческого сердца, к которой люди привыкли – и преждевременных родов, вытесняющих мертвого младенца тяжкою работою на палящем солнце, уже не называют человекоубийством!» (стр. 718).
В «Отечественных записках» (1846, № 11, отд. VIII) был помещен положительный отзыв о статье Маслова.
27
Слово «ничтожестве» пропущено в рукописи (стр. 70 авторской нумерации), но оно требуется по смыслу фразы.
28
Часть последующего абзаца до слов: «О книгах легких и незначительных» была зачеркнута рукою Некрасова как явный выпад против А. Краевского, который, по словам Белинского, только и делал, что «отдавал» чужими руками критические отчеты о книгах». Некрасов, видимо, не хотел с первого номера «Современника» ввязываться в ссору с издателем «Отечественных записок».
29
В рукописи описка: «прилагать» (стр. 71 авторской нумерации).
30
Этим литератором, предпринимавшим издание огромного сборника «Левиафан», был сам Белинский. Он передал в «Современник» такие произведения, как повесть «Сорока воровка» Герцена, роман «Обыкновенная история» Гончарова, – статью Кавелина «Взгляд на юридический быт древней России».
Настоящая статья Белинского о «Мертвых душах» была напечатана после того, как петербургская и московская критика уже успела высказаться о новом произведении Гоголя. Среди этих высказываний было одно, привлекшее к себе особое внимание Белинского, – брошюра К. Аксакова «Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова или мертвые души». С ее автором Белинский был некогда дружен в бытность свою в Москве. Однако с течением времени их отношения перешли в ожесточенную идейную борьбу. Одним из поводов (хотя отнюдь не причиной) к окончательному разрыву послужила упомянутая брошюра К.
Цикл статей о народной поэзии примыкает к работе «Россия до Петра Великого», в которой, кратко обозревая весь исторический путь России, Белинский утверждал, что залог ее дальнейшего прогресса заключается в смене допетровской «народности» («чего-то неподвижного, раз навсегда установившегося, не идущего вперед») привнесенной Петром I «национальностью» («не только тем, что было и есть, но что будет или может быть»). Тем самым предопределено превосходство стихотворения Пушкина – «произведения национального» – над песней Кирши Данилова – «произведением народным».
«Речь о критике» является едва ли не самой блестящей теоретической статьей Белинского начала 40-х годов. Она – наглядное свидетельство тех серьезных сдвигов, которые произошли в философском и эстетическом развитии критика. В самом ее начале Белинский подчеркивает мысль, неоднократно высказывавшуюся им прежде: «В критике нашего времени более чем в чем-нибудь другом выразился дух времени». Но в комментируемой статье уже по-новому объясняются причины этого явления.
Содержание статей о Пушкине шире их названия. Белинский в сущности, дал историю всей русской литературы до Пушкина и показал становление ее художественного реализма. Наряду с раскрытием значения творчества Пушкина Белинский дал блестящие оценки и таким крупнейшим писателям и поэтам допушкинской поры, как Державин, Карамзин, Жуковский, Батюшков. Статьи о Пушкине – до сих пор непревзойденный образец сочетания исторической и эстетической критики.
«Сперва в «Пчеле», а потом в «Московских ведомостях» прочли мы приятное известие, что перевод Гнедича «Илиады» издается вновь. И как издается – в маленьком формате, в 16-ю долю, со всею типографическою роскошью, и будет продаваться по самой умеренной цене – по 6 рублей экземпляр! Честь и слава г. Лисенкову, петербургскому книгопродавцу!…».
«…Обращаемся к «Коту Мурру». Это сочинение – по оригинальности, характеру и духу, единственное во всемирной литературе, – есть важнейшее произведение чудного гения Гофмана. Читателей наших ожидает высокое, бесконечное и вместе мучительное наслаждение: ибо ни в одном из своих созданий чудный гений Гофмана не обнаруживал столько глубокости, юмора, саркастической желчи, поэтического очарования и деспотической, прихотливой, своенравной власти над душою читателя…».
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.