Взгляд Медузы - [69]

В здешних краях поднялись другие антенны. Гигантские красно-белые столбы; по ночам они бороздят небо пучками красноватых лучей. Эти антенны шлют сигналы в дальние дали, стократ более таинственные, чем те, с которыми общался Иасинт. В ледяные дали, невосприимчивые к поэзии. Сигналы адресованы ядерным подводным лодкам, плавающим подо льдом. У них атомный голос. Голос века-убийцы.

А обслуживают эти антенны люди, достаточно необычные для здешних болотистых мест — моряки. Ночами Люси видит лучи, которые испускают башни; лучи шарят над болотами и словно бы пытаются резать небо на полосы. Но они и впрямь отрезают небо, земля отделена от звезд, мерцание которых как бы затуманивается, скрытое этими назойливыми и уродливыми огнями.

Голос отца умолк. Тихий и мелодичный голос, умолявший об отзыве с другого конца света, чтобы как-то перенести глухоту домашних. На смену ему пришел ледяной голос века.

Но в памяти Люси голос отца, негромкий, слабый, продолжает звучать. И он, тот голос дальних далей, наконец получает отзыв, о котором он так долго тщетно молил. Получает наконец ответ, и ответ этот — любовь и сострадание.

От матери же ей запомнился задышливый голос, какой он у нее был перед самой кончиной. И хриплое ее дыхание постепенно сливается с блеклым голосом отца. Иасинт и Алоиза соединились после смерти; отец и мать примирились в их блудной дочери, в ее запоздалой любви.

Но от Фердинана не сохранилось ничего. Люси изгнала голос людоеда из памяти. После тридцати лет странствий и страданий она простила брату зло, которое он причинил ей. Но не больше. Никогда Люси не позволит себе вызвать в памяти его голос. Впрочем, ей не дали бы сделать этого другие воспоминания: смех Анны Лизы и пронзительная мелодия, которую играла на флейте Полина Лимбур. Люси может простить зло, причиненное ей, но никогда, ни за что не сочтет возможным — да у нее и права такого нет — прощать преступления, совершенные против других людей. Прощение за убийство двух девочек — это уже таинство, к которому она не причастна. Люси примирилась со своими родителями, со своими покойными и с собой, но примирение это все-таки несколько омрачено. Примирение еще не стало полным и всецелым миром; страдающий ребенок, каким она была, продолжает идти по пятам за нею, ставшей уже взрослой женщиной, продолжает обременять ее тень какой-то смутной горечью.

С детства в Люси живет пустота, гигантская пустота. Пустота перестала вызывать у нее головокружения и страх, больше не подстрекает на приступы гнева и уже не гонит убежать. Она стала нейтральной. Но этого недостаточно, чтобы обрести радость.

А именно этого ждет Люси, даже если не вполне ясно осознает, и именно потому она осталась жить в доме на улице Плачущей Риги, хотя и не может объяснить себе это свое решение; все для того, чтобы к ней вновь вернулась радость. В том самом месте, где она была отнята у нее.

Нет, не жестокое мстительное ликование, испытанное ею в тот день, когда людоед был повержен, и не воинственный восторг, которого она так отчаянно жаждала в тот далекий грозовой день после смерти Фердинана, и уж тем паче не то слепое и нетерпеливое упоение, которое она тщетно и требовательно искала в долгих своих странствиях и коротких любовных связях. Люси поняла, что от собственного прошлого невозможно избавиться, убегая или отрицая его. Ушло то время, когда она ездила на кладбища, вступала в магический союз с болотными тварями, впивалась смертоносным взглядом в глубины зеркал, призывала, вглядываясь в разрывы туч, пришествие воинов Апокалипсиса. Черно-фиолетовые завывающие ветры небывалой грозы вырвали из нее взгляд Медузы, а время, скорбь по близким немножко смягчили ее слишком большие и неистовые глаза страдающего и яростного идола или, скорей, встревоженной молитвенницы, оглядывающей опустевший мир в поисках свирепого божества.

Радость, что ожидает Люси, совсем иная — легкая. Легкая, как тихий шелест ветра в листве орешника, легкая и мирная, как блеянье ягнят на лугу, легкая, как туман, что в час рассвета поднимается над росной землей.

Радость, очищенная от ярости и неистовства, и придет она неведомо откуда и совсем по-иному. Мир внезапно снизойдет к ней, чтобы осветить сумрак, в какой все еще дремотно погружена она, снизойдет, как ангел, благовещающий пастухам, но в то же время будет восходить от земли, подобно песне Мельхиора.

Все закончилось, но тем не менее еще далеко до завершения.

Люси ждет радости.

* * *

Вот уже скоро семь лет как Люси снова живет на улице Плачущей Риги. Семь лет ведет уединенную жизнь среди книг и деревьев в краю ланд и прудов. Она опять начала рисовать, а кроме того, делает скульптуры из дерева. И вот уже семь лет как она вновь обрела Луи-Феликса и заново завязала с ним дружбу. Эпизодическую дружбу, потому что Луи-Феликс приезжает сюда раза два-три в год, чтобы навестить овдовевшую мать. Летом он остается тут немного подольше вместе с женой Джуди и двумя сыновьями, Мэтом и Эндрю.

Люси подолгу беседует с Луи-Феликсом, она интересуется его работой и исследованиями. Но она так и не объяснила ему причины внезапной и отвратительной ссоры, которая когда-то произошла между ними по ее вине. Лишь однажды она просто промолвила: «Я была очень несчастна тогда». Впрочем, ее друг вовсе не требовал объяснений. Луи-Феликс если чего-то требует, то только от звезд и планет, его любознательность обращена к небесам. А с людьми он чрезвычайно сдержан, даже застенчив. Что-то осталось в нем от былой детской неуклюжести, но он уже не подскакивает все время, а лишь иногда поднимает плечи с удивленным видом. Люси уже несколько раз навещала Луи-Феликса и его семью в Соединенных Штатах. Но сейчас она все больше утрачивает охоту к путешествиям. «Берегись, — как-то сказала ей Джуди, — ты скоро станешь совсем как моя свекровь. Она перестала путешествовать и постепенно пустила корни в свое кресло. Превратилась в настоящий пень». Мадлен Анселот и вправду стала чудовищной домоседкой. Чем больше она стареет, тем опасливей относится ко всяким передвижениям. Она почти не покидает своего дома на улице Птицеловов. А в качестве оправдания ссылается на своих многочисленных кошек, цветы, возраст, ревматизм. Но причина совсем в другом. Люси часто заглядывает к Мадлен Анселот, они соседки.