Взгляд Медузы - [15]

Он перегнул ее пополам в бедрах и вошел в нее сзади — так и лежал, не шевелясь, как насекомое.

— Расскажи, где ты была, — прошептал он и начал двигаться медленно-медленно.

— Ну что на тебя нашло, Аксель? — простонала она.

— Расскажи, что ты делала сегодня вечером.

— Мы с Лоттой и Марен поужинали в Театральном кафе, потом пошли в «Смюгет».

— Ты кого-то встретила?

Она попыталась вывернуться.

— Целую банду, — выдохнула она.

— Ты танцевала?

— Ну естественно.

— Со многими?

— Больше с одним. Он полицейский.

Он вышел из нее и сразу же снова вошел, быстрее и жестче.

— Он все никак не отставал. Лет на десять моложе меня, точно. Ну еще, еще сильнее, блин!

Обычно она не употребляла ругательств, и это возбудило его еще сильнее, он больше был не в силах расспрашивать ее об этом полицейском, не пошли ли они еще куда-нибудь потом, он представлял их себе, как она обвивала рукой его шею и прижималась к нему. Он не мог больше сдерживаться, вдавил ее изо всех сил в углубление на матрасе, притиснулся к ее ягодицам. Когда он кончал, в темноте вдруг явилось какое-то лицо за зеленоватой пеленой. Оно близилось, заглядывало к нему через открытую дверцу автомобиля.

11 Суббота, 29 сентября

Аксель проснулся в шесть часов. Он не должен был дежурить в эти выходные и мог бы спать сколько угодно. Но он чувствовал себя отдохнувшим и спустил ноги на пол. Через несколько минут он уже бежал по лесной рощице, прочь от проселочной дороги. Едва светало, смутные силуэты деревьев сливались в нечеткий абрис. Но уже было понятно, что этот осенний денек выдастся погожим.

В половине восьмого он накрыл стол для завтрака. Сидел на кухне, свежий после душа, в трусах и футболке, с кофе, апельсиновым соком, и листал газету «Афтенпостен» с конца к началу, быстро проскочил спортивные страницы, помедленнее — экономический раздел. Цены на нефть упали, и для тех, чьи деньги были вложены в нефтяные акции, новости в основном были неблагоприятными. Однако, пока на Ближнем Востоке идут войны и свирепствует террор, уровень цен не сможет упасть слишком значительно. Они вложили в нефтяной фонд кое-какие средства, но не так много, чтобы эта проблема сильно занимала Акселя. Он начал просматривать новости. На улице Русенкрантс-гате мужчине угрожали ножом; в лесопарке Нурмарка пропала женщина; цены на электричество постепенно снижаются благодаря тому количеству осадков, что обрушились на страну в начале осени.

Он услышал, как кто-то прошмыгнул в туалет, потом по коридору прошлепали босые ноги. На кухню всунулась голова Марлен.

— Ну и соня, — пожурил он ее, откладывая газету в сторону, — день-то давно начался.

Она стояла в дверях, щуря глазки, в розовенькой ночнушке с крокодилом на груди.

— Вечно ты хвастаешься тем, что так рано встаешь.

Он засмеялся:

— Будешь яйцо с булочкой или мюсли?

Марлен выпятила губку, села за стол и задумалась.

— Яйцо, — решила она.

Он намазал кусок булки тресковой икрой из тюбика, повернулся к ней и жестом фокусника извлек у нее из уха яйцо.

Дочь отпрянула, хмуро уставясь в окно; деревья за стеклом все еще окутывала серая дымка.

— Не с той ноги встала? — выдвинул он версию.

Она обернулась к нему, снисходительно вздохнула:

— Папа, у каждого есть право быть не в настроении по утрам. Полчаса, по крайней мере.

— Несомненно, — согласился он. — Это, пожалуй, относится к правам человека.

— А что было раньше — курица или яйцо? — спросила она.

— Яйцо?

— Неправильно. Бог ведь не откладывает яйца.

Аксель приоткрыл дверь в спальню Тома, удивился: сын все-таки ночевал дома. Его было едва видно в темноте; он тяжело дышал, закутавшись в одеяло и отвернувшись лицом к стене Воздух в комнате был спертый и отдавал дымом. Аксель взял со спинки стула небрежно брошенную рубашку, принюхался. Он не раз видел, как некоторые из ребят, с которыми обычно тусовался сын, сидели на полянке позади торгового центра с сигаретой, но Том утверждал, что не занимается «ничем таким». Аксель открыл окно, постоял возле постели сына, решил дать парнишке поспать еще.

А сам пока поднялся на чердак. Он и так уж слишком долго оттягивал разборку сваленных там вещей. Он разложил по кучкам спортивное снаряжение, из которого выросли дети, и одежду, которую он больше не носит. Эти костюмы и рубашки самому ему казались вполне еще приличными, но Бия забраковала как старомодные и запрещала ему надевать. За долгие годы Армия спасения неплохо заработала на ее эстетической привередливости.

В самом дальнем углу чердака, за пустыми чемоданами и тюками с зимней одеждой, стоял старый шкафчик красного дерева. Ключ от него висел на крючке под потолком. Впервые за несколько лет он воспользовался этим ключом. На двух верхних полках были сложены те немногие вещи, которые остались у него от отца. Форменная фуражка. Воинские регалии. Два пистолета — испанский, бывший в ходу во время гражданской войны, и люгер, конфискованный у немцев, разоруженных в последние дни перед капитуляцией.

Была еще коробка с кипой писем — Торстейн Гленне получил их от друзей, вместе с которыми он сидел в концлагере Грини. Он читал их все Акселю. Несколько раз и Бреде тоже, но главным образом Акселю, чтобы тот знал, что «свобода дается не даром». Вместе с письмами в коробке хранились и карты.