Взаперти - [45]

– Ты ведь, кажется, говорил, что твоя мама исчезла вскоре после твоего рождения?

– Так и было. – Ты ссутулился над порезанной ладонью, разжал пальцы, осмотрел рану. – Но она нашла меня, – продолжал ты шепотом. – Не знаю как. И вскоре после того, как мне исполнилось семнадцать, она прислала письмо.

– Зачем?

Этот вопрос прозвучал тише вздоха. И повис между нами. Твоя спина казалась твердой, как столб, к которому ты прислонился. Ты застыл.

– Она писала, что хочет увидеть меня. Дала свой адрес – Лондон, Элфингтон-стрит, 31а.

– Это неподалеку от меня.

– Знаю.

– И ты приехал, чтобы увидеться с ней.

– Я попытался. Приемные родители одолжили мне денег.

– И что дальше?

– Они были только рады отделаться от меня.

– Я про твою маму.

Ты обернулся. Твое лицо исказилось от чувств, с которыми ты боролся.

– Ты правда хочешь знать?

Я кивнула. В три шага ты пересек веранду и хлопнул за собой дверью. Я услышала, как ты тяжело шагаешь по дому, выдвигаешь ящики. И напряженно ждала. Дверь снова распахнулась, с грохотом ударившись о стену дома. Ты что-то сунул мне в руки. Конверт.

– Прочти ее письмо, – бросил ты.

Я завозилась с конвертом, руки вдруг задрожали, пока я извлекала из него тонкие листы бумаги. Вместе с ними выпала фотография, спорхнула мне на колени. Я подняла ее.

Снимок был выцветшим и старым, слегка помятым и потрепанным по краям. На нем девочка примерно моих лет крепко прижимала к груди младенца. И смело смотрела в объектив, будто бросала фотографу вызов. Разглядывая ее длинные темные волосы и зеленые глаза, я невольно затаила дыхание: она немного походила на меня. Крошечный младенец был туго завернут в больничное одеяло. Его глаза голубели, как вода в океане, а единственная прядь волос была золотистой.

Я бросила на тебя взгляд, задержав его на светлой челке, падающей на лоб.

– …Ты?

Ты хлопнул ладонью по столбу веранды с такой силой, что содрогнулось всё строение.

– Я хотел, чтобы ты прочитала его! – Ты схватил страницы с моих колен. – Не хочешь – отдавай обратно.

Ты забрал и снимок, но осторожно, чтобы не помять его. Бережно положил в карман рубашки, туда же отправил письмо. И заговорил тихо, словно сам с собой.

– Она предлагала мне пожить с ней, – объяснил ты. – Сказала, что слишком долго была одна.

– И что же? – еле слышно шепнула я.

Ты наклонился, осторожно разжал пальцы, протянул руку к моему лицу. Я увидела на ладони темную, уже запекшуюся кровь. И отвернулась было, но ты заставил смотреть на тебя. Провел кончиками пальцев по моим волосам.

– В доме 31а по Элфингтон-стрит был сквот, – вздохнул ты. – Стены в говне, дохлые воробьи в камине. Какой-то наркодилер чуть не убил меня, когда я постучался.

– А твоя мама?

Ты держал мой подбородок так крепко, что трудно было говорить.

– Ее там не было. Видимо, ушла за неделю до моего приезда. – Ты задумался, припоминая тот день, твой взгляд стал отсутствующим. – Я пытался разузнать новый адрес, но никто мне его не дал… Говорили, она по уши влипла во всякое дерьмо, никто ее больше знать не хотел.

Я попыталась высвободиться. Ты не отпустил меня. Только сжал пальцы сильнее, приблизил губы к моему лицу, обдавая его кислым запахом самокруток.

– В конце концов я добыл номер, по которому мог связаться с ней. Несколько дней я носил этот клочок бумаги в кармане, прежде чем собрался с духом и позвонил, и к тому времени выучил номер наизусть. Ответила какая-то старуха, спросила, есть ли у меня деньги, я сказал, что нет, и она заявила, что понятия не имеет, кто мне нужен. Но ее голос… – ты перевел дыхание, – …он звучал жутко, будто она была пьяна в хлам, обкурена или еще что… иногда отец говорил так же. – Ты помолчал. – Знаешь, я часто гадал, на самом ли деле это была она, ее голос.

Я смотрела на тебя в упор. Потом медленно попыталась отстраниться, высвободить голову.

– Но искать мать я не перестал, – продолжал ты, не замечая моего движения. – Обходил один за другим сквоты и приюты. Пипец! До приезда туда я ни разу не видел снега и в первый же день возненавидел его до отвращения. У меня не было ни денег, чтобы вернуться домой, ни других дел, никого, так что…

Ты осекся и наконец отпустил меня. Я подвигала туда-сюда челюстью, проверяя, цела ли она. А когда подняла глаза, твое лицо выглядело озабоченным. Ты потянулся пальцем к моей щеке, словно хотел опять дотронуться до нее.

Я покачала головой. Нет. Ты скорчил гримасу. Я отодвинулась к спинке дивана. Ты с силой хлопнул ладонью по месту рядом со мной. Мы оба уставились на твою руку. Она лежала сантиметрах в тридцати от меня и дрожала. Немного погодя ты отдернул ее и сунул в карман. И отошел обратно к своему столбу, глядя вдаль.

– Тогда ты и нашел меня? – тихо спросила я. – В Лондоне, когда не смог найти маму?

Ты не ответил. Протопал по веранде, спрыгнул на песок. Ударил боксерскую грушу, пригнулся, ударил еще несколько раз. Зарычал, задев порезанную руку. Затем вмазал по груше обоими кулаками и бросился в сторону Отдельностей. Я прислушивалась к ритму, с которым груша качалась из стороны в сторону, постепенно замедляя движения, пока наконец не остановилась. Чуть позже откуда-то из валунов донеслось эхо, которое могло быть твоим воем.