Вызывной канал - [58]
Может действительно уже поздно гвозди в крышу мою бить?
Скосил-таки помполитский маразм. Смутные сомнения терзают и покойнички с косами вдоль дорог мерещатся.
Может действительно — в кладезь добродетелей ходячих я плюнул?
Вежливый. Сдержанный. С благородной сединой. Всякую женщину в горе утешит. Последнюю рубашку с себя снимет. Копейки чужой не прикарманит. Друг для него — святое. И одну только правду глаголет, горькую правду.
О судоводятельских талантах молчу уже.
Но как ни иронизируй, все мои" смутные сомнения" оставались все тем же помполитским маразмом. В карман не положишь, в стакан не нальешь.
Я вот на ужине сразу и послал Кандея на хутор его кубанский. Сто лет мне невесты геленджикские не нужны были. А может, он о чем другом хотел сказать?
Да нет, чушь! Моя-то и видела злыдня Палыча этого всего два раза. В Феодосии, когда мы шинами грузились.
Сказала потом, правда. Учись, мол, у капитана своего. Сразу видно — культурный, вежливый мужчина. А ты даже подойти к женщине не умеешь: вечно то на ногу наступишь, то плечом заденешь…
Да нет, чушь! Даже по времени не стыковалось.
И все ж хорошо, что историю свою Скользкий не на траверзе Феодосии мне рассказывал.
Под Донузлавом вельбот за нами увязался. Как в кино: ракеты осветительные, "приказываю застопорить ход!", досмотровую группу к захвату мирного ПТСа изготовить! Поймал нарушителя границы.
До захвата не дошло: штивало изрядно.
— Откуда и куда следуете? Почему не отвечаете на вызывном канале? — мегафоном погранец ограничился.
Как ему объяснишь, что у нас всю вахту то цирк куда-то уезжает, то белые вороны по рубке летают?
— 93-ий, следуем из Батуми на Херсон, — отвечает Родион как положено.
— А рыбки не дадите? — решил отработать учебную задачу до конца погранец.
— Только чаю.
— Индийского?
— Индийский возить нам район плавания не позволяет, — Родион ему отвечает. И Панину:
— Как у вас в ВМФ? По глобусу Грузии зачеты сдают?
— Да что с него взять? Лейтеха… — махнул рукой Панин.
Уж мичманюга наш после встречи с рыбаками, хоть и с мандариновыми, не поплелся бы границу охранять натощак. Взял бы все, что дают, не морща аристократический нос.
А Дед Витька:
— Ты видел, как он забегал? До сих пор в каюте бумагами шуршит. Ты б сказал ему, что погранцы — не таможня. До грузовых документов им дела нет, если не настучат особо. И что отвалили они уже полчаса назад, тоже не мешало бы предупредить человека. А то он все бланки коносаментов бельевым штампом перепортит. Нет, ну ты видел?
Вышки на Родионовой вахте проходили.
Понатыкано их уже в море под Тарханкутом, как в Персидском заливе. Только что никакие иракцы по ним ракетами не шмаляют. И нефти нет. Все никак не добурятся. А так — один к одному.
— Знаешь, Пашка. Похоже, он уже шмотки пакует. Брал я у него справочник капитана, вернуть попросил, — Родион говорит.
— Это что, — говорю.
— Панин гранату на месте не нашел. Кто ее запаковал?
— Всех я уже поспрошал. Ты последний. Мы думали…
Зло меня взяло. Взрослые ж мужики. Еще чего думали? Мнется Родион.
Тогда я ему и выкладываю, чего еще.
— Так ты знаешь? Я ж просил и кубанцов, и механиков…
— А никто и не говорил. Вас только посылать с печальной миссией о смерти мужа помягче сообщить: "Здесь живет вдова Иванова?" Раз он именно так и сказал, значит точно ничего не было. К его словам капитанскую поправку, 180 градусов, прибавлять надо.
И тут меня наконец прошибло. Поправка!
Я — к столу штурманскому. Вот она — аккуратность в столбик. Восточное склонение. Истинный курс минус склонение плюс девиация… А на листке все по ученому — дельты да сигмы всякие.
Но не обязательно греческий изучать, чтоб плюс от минуса отличить.
Не может быть, чтоб так легко. Я рассмеялся даже. У меня извилина за извилину заворачивается, в Холмса и Ватсона друг с другом играют, филологические теории строят. А вот он — мой письменный документ на такой случай. Справка моя от психиатра: здоров! Реакция на помполитский вирус — отрицательная!
В справочник капитанский он, наконец, заглянуть решил! Так нет же там этого! Это ж даже не молодого матроса справочник ему нужен! Это ж — первый класс, вторая четверть!
— Слушай, Родион, — говорю.
— Заспорим?
— А на то, что под Очаковом гросс-адмирал наш судовождению тебя обучать захочет. Доверит командование судном в узкостях. В лоцмана произведет. Ты уж представительских ста грамм с него потребуй.
— Так у моторной лодки нашей — забровочное плавание, до четырех кабельтовых.
— Кое-кто может об этом не знать, — говорю.
— Ладно, заметано. На шашлыки и пиво по приходу.
О том, что мы мимо маяка Тендровского промажем, как всегда вправо снесет, я пока не стал спорить. Но шашлыки Родионовы — плакали.
Желудочный сок у меня начал вырабатываться, едва Кинбурская коса открылась.
И как Суворов гонял по ней турецкий десант? Коса эта — одно название, что берег. Узкая, как шампур.
— Судно, входящее с моря в лиман, ответьте Лагерному-94! — ожил погранец с Первомайского острова.
До революции назывался он островом Морской батареи.
Во время революции на нем ожидал суда лейтенант Шмидт, который на самом деле был в чине капитана второго ранга. Судили его зачем-то в Очакове. Городе, одноименном с его мятежным крейсером.
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.