Вызывной канал - [34]
Представительный Зюзькин в салоне:
— Света, кохвэ!
Представительские сервилат, сыр, нарзан и коньяк на столе…
Извиняюсь, что-то помощник мой из портнадзора запаздывает… После этой капитанской реплики режиссеру всего этого фарса самое время было кричать:
— Стоп! Стоп! Не верю! — и выпускать свою девочку со стреляющей доской.
"Отход на Пирей. Дубль восемь".
Но не верили уже мы со Спортсменом. Знали уже, чем кончается эта сцена: вернувшийся из портнадзора Серега швыряет в угол портфель с документами, комиссия убирается восвояси, кореша и соседи, пытавшиеся помахать синими платочками с причала, пошатываясь, возвращаются к своим посошкам, а армянские женщины поднимают вой, как над усопшим американским президентом с купюры соответствующего достоинства. Потом Серега говорит нам со Спортсменом: "Я знаю, что у вас есть", — и юморина продолжается.
Мы застряли в первом апреля, как герои в дне сурка. Сагу о кедах мы прослушали столько раз, что по ночам на вахте у трапа нам снилась спортивная обувь. Если бы не регулярно уменьшающиеся запасы в очередной раз сокрытого от таможенного контроля спиртного, мы утратили бы счет времени.
Вариации были незначительны. Число замечаний по судну время от времени менялось. Рекордной стала цифра двадцать два, когда Герцен писал особенно мелким почерком. Но в целом наблюдалась тенденция к их уменьшению. Серега пошел с протянутой рукой по окрестным пароходам и постепенно укомплектовал пароход пиротехникой, свистками и отпугивающей акул краской для спасжилетов. И еще: Спортсмену иногда удавалось вместо картошки стащить сервилат из-под носа у таможни.
Не помню, на каком дубле Зюзькин заметил, что что-то подобное с ним давеча уже было, потому что Бизнесмен Альбертович в иные дни успевал заказывать комиссию на отход дважды. Открытие поразило его, как выпавший из календаря спутников Магеллана день поразил умы ученых мужей того времени.
— Ничего без меня сделать не можете, — как Америго Веспуччи Колумбу, заявил Зюзькин Сереге, и, разогнав со своей ллойдовской мицы вертолеты, убыл на берег.
Зюзькин не был бы капитаном повышенной проходимости, если бы его ставили в тупик всяческие нестыковки между морским и речным Регистрами Союза ССР. Если высокие договаривающиеся стороны за семьдесят лет советской власти не нашли времени обсудить, сколько спасательных плотов с каждого борта должны автоматически раскрыться на глубине четырнадцати метров над затонувшим вследствие непреодолимого воздействия стихии судном, и следует ли моряку представать перед Николаем Чудотворцем в спасательном хомуте отечественного производства, или во франтовском польском спасжилете, а регулярное судоходство, тем не менее, поддерживалось все семьдесят лет за исключением военного времени и эпидемий холеры в Одессе, значит существовали секретные фарватеры для выхода из Одесского порта в открытое море, в обход капитана порта и Герцена.
Нет, не даром "проходимец" звучало похвалой в устах Зюзькина.
В 14.00 он убыл с борта.
В 14.40 мы, растянувшись цепочкой по причалу, перегружали с парусника "Дружба" мешки с канадскими гидрокостюмами.
В 15.30 Регистр уже был на борту, и еще с причала убедился, что количество спасательных плотов на нашем левом борту удвоилось и соответствует более жестким требованиям к классу МСП (200 % с каждого борта). В том, что количество плотов спасательных надувных по правому борту уменьшилось до 0 %, капитан Зюзькин убедиться ему не дал, грамотно проложив курс на шлюпочную палубу через капитанскую каюту, и вовремя отдав команду: "Света, кохвэ!"
Кофепитие затянулось до того, что наш со Спортсменом мировой рекорд в скоростном перетягивании четырех плотов с борта на борт так и не был засвидетельствован судейской коллегией.
В 15.50 дистанционно управляемый по переносной радиостанции механик дистанционно включил и дистанционно выключил насос, услышав в динамике щелчок прикрепленного накануне на верхней палубе макета переключателя выдачи топлива.
Потом последовал тщательный подсчет количества гидрокостюмов и калькуляция в столбик суммы из членов экипажа по штатному расписанию и армянского многочлена.
С 15.55 до 16.37 Регистр Союза ССР продолжил кофепитие, и нахлестался кофию до того, что забыл свой портфель с гречкой и майонезом в капитанской каюте, и едва был пойман вахтенным у трапа при попытке покинуть судно в лоцпорт противоположного к берегу борта.
16.50–17.01 — Стоим в прежнем положении. Возобновлены работы по погрузке гидрокостюмов. Всего отгружено на учебный фрегат ОВИМУ "Дружба"- 30 (тридцать) комплектов.
16.59 Неожиданное повторное прибытие на борт Регистра Союза ССР за забытым в капитанской каюте портфелем.
17.00 Регистр отзывает ранее составленный акт освидетельствования судна. Капитан Зюзькин уведомляет Регистра, что в данный момент Акт с нарочным вахтенным помощником отправлен капитану Одесского морского порта и предлагает выделить матроса из палубной команды в сопровождающие для облегчения ориентации Регистра в пространстве и сокращения сроков перехода либо до портнадзора, либо до стоянки такси на усмотрение Регистра. Регистр ставит капитана Зюзькина в известность о том, что Акт все равно будет отозван в официальном порядке не позднее, чем в 0800. Капитан Зюзькин отзывает гречку и майонез.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.
Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.