Вызывной канал - [15]

Шрифт
Интервал

— Лохи, идиоты, дауны! Вы что, не видели, с кем связываетесь? Эти гопники на постое здесь на пару с ментами валюту с вашего брата снимают. Паспорта целы?

— Какая с меня валюта? — удивился Третий, ощупывая заплывающий глаз.

— Это твои проблемы. Виза хочешь — валюта найдешь. Корефуля уже сложился пополам, вылезая через окно для приёмки товара, но вспомнил о деньгах:

— Юрасик, чуть не забыл, сколько там с нас?

— Вай, какой деньги, дорогой? Завтра приходи. Красивый, трезвый приходи, да? — почему-то опять с кавказским акцентом отмахнулся Юрасик, и уже вдогонку, с чисто кубанским акцентом посоветовал:

— И огородами, огородами…


За ночь палуба покрылась инеем. Корефуля морщился от головной боли и протирал глаза.

— Однако…

— Да уж, — согласился Третий и стал сливать из кружки на руки Корефуле.

Корефуля фыркая, ахая и подвывая тёр пальцами глаза, изображая умывание.

— Пропала твоя медкомиссия, — сказал Третий, отдавая кружку.

— Остаётся только снова принять волевое решение, — согласился Корефуля, в свою очередь сливая ему на руки.

Умывшись, они не сговариваясь, устремились к борту, чтобы стать спинами к берегу и издать характерный звук.

— Во сколько «Гадючник» открывается? — спросил Корефуля.


В пивбаре «Гадючник» на длинной стойке бара возвышались штабеля подносов с бокалами. Упитанная Бандерша в кружевной наколке и грязном переднике трудилась на разливе. На стене, между двумя декоративными донцами бочёнков имела место огромная, как первомайский транспарант, надпись «Пиво только с закуской». Очередь помятых мужчин двигалась вдоль стойки.

— Францевна, на хрен мне ваша рыба? Ставрида, к тому же, — запротестовал было Корефуля.

— А ты думал, я тебя краснюком угощать буду? Ладно, повторять будешь, отпущу без закуски.

Корефуля с четырьмя бокалами в одной руке и двумя порциями ставриды в другой протолкался за стол к Третьему. Некоторое время они с интересом рассматривали «ставриду», выуживая её за хвост, обнюхивали и морщились.

— Месяца два назад, возможно, это ещё было ставридой БГ, — поделился результатами исследований Третий.

Корефуля уже жадно припал к бокалу. Махом отпил половину и скривился.

— Да, не Копенгаген. Моча верблюжья пополам со стиральным порошком.

— Не Николаев даже, — согласился Третий.

— Интересно, как верблюд этот выживает в такой колотун?

У стойки начался какой-то шум. Пропитый бомж в чёрном мятом плаще, покоробленной военно-морской мичманке пытался прорваться без очереди. Седые баки обрамляли его морщинистое и предельно страждущее лицо.

— Чеши отсюда, Адмирал проклятый. Сейчас милицию позову, — отгоняла бомжа Бандерша.

Третий мрачно разглядывал калоши Адмирала, натянутые на босу ногу. «По погоде».

— Самое скверное: он действительно капитан второго ранга. За их столик, кивнув Корефуле, подсел ещё один пациент.

— А, Серёга! Говорят, ваш трояк после этого рейса в отпуск намыливается? — оживился Корефуля.

— Кадры его намыливают. Чего я здесь околачиваюсь? Я бы с «Сэмэна» лет пять ещё не слазил бы. Больше двух рейсов сделать не дают. В отпуск выгнали. Ну, Марченко турнут, народ с «Сэмэна» побежит…

— Папу? За что? — удивился Корефуля.

— А ты не слышал ещё? Акустик с «Сэмэна» в Пальмасе сбежал. Не везёт папе что-то последнее время. То Чиф под Сокотрой на меляку выскочил. Заснул. Стоя. Хорошо — на песочек. Милю правее — и на камушки могли бы сесть.

Корефуля критически рассматривал собственную трёхдневную щетину в зеркале, расписанном русалками и водорослями.

— Значит, «Сэмэн» теперь без мастера? Это кого ж на Марченкино место посадят? Податься что-ли в капитаны? Шурик, третьим ко мне пойдёшь?

В зеркале над Корефулиной головой и в самом деле вдруг появилась капитанская фуражка. Но тут же из-под козырька выросли седые баки. Лицо Корефули потекло, побурело, покрылось морщинами, трасформируясь в физиономию Адмирала. Корефуля, передёрнувшись, обернулся. Адмирал косился на их нетронутую «ставриду».

— Бери-бери, отец. Мы не будем, — разрешил Третий.

— В баню что-ли сходить? — родил свежую мысль Корефуля, окончив ощупывать подбородок.

— Ладно, мужики. Побежал плотики сдавать, — попрощался Серёга с «Сэмэна».


Они вывалились из автобуса на остановке «Баня».

— Отмоемся, отскребём ракушку, а то ни к женщине подойти, ни… размечтался было Корефуля, но потух, увидев надпись «Ремонт» на дверях.

— Что за город мерзкий? Единственная баня в радиусе полста миль, и та не фунциклирует. Так собирался помыться…-

— Ну, если только помыться… — загадочно хмыкнул Третий.

— Не понял?


Коридор казался бесконечным. Двери, двери, двери. Где-то у самого горизонта светлел прямоугольник окна. Играло радио. Отдалённо доносились фаново-бачковые звуки, и совсем рядом — отчётливое ржание. Третий постучал в нужную дверь и открыл её, не дожидаясь ответа.

— Тьфу, чёрт! То-есть, я хотел сказать, пардон, мадам.

В прямоугольнике двери возникла лошадиная морда, и, недовольная вторжением в своё стойло, тут же попыталась укусить Третьего за нос.

— К-к-конюшня! — с чувством резюмировал Корефуля, когда дверь захлопнулась.

По коридору, переваливаясь, пробежал карапуз лет двух с половиной.

— Димуля! Димка! Не ребёнок, а наказание! — нёсся вслед крапузу женский голос.


Рекомендуем почитать
Пробуждение

Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.


Без воды

Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.


Дневники памяти

В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.


Настоящая жизнь

Держать людей на расстоянии уже давно вошло у Уолласа в привычку. Нет, он не социофоб. Просто так безопасней. Он – первый за несколько десятков лет черный студент на факультете биохимии в Университете Среднего Запада. А еще он гей. Максимально не вписывается в местное общество, однако приспосабливаться умеет. Но разве Уолласу действительно хочется такой жизни? За одни летние выходные вся его тщательно упорядоченная действительность начинает постепенно рушиться, как домино. И стычки с коллегами, напряжение в коллективе друзей вдруг раскроют неожиданные привязанности, неприязнь, стремления, боль, страхи и воспоминания. Встречайте дебютный, частично автобиографичный и невероятный роман-становление Брендона Тейлора, вошедший в шорт-лист Букеровской премии 2020 года. В центре повествования темнокожий гей Уоллас, который получает ученую степень в Университете Среднего Запада.


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Всё, чего я не помню

Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.