Вызревание - [16]

В воздух летят пробки от шампанского. Кутя подбегает к лежащим на песке и, сотрясая бутылку с шампанским, поливает тела искрящимися брызгами. Вскрикивает и смеется Лика. Хохочет счастливый Митя. Они по-прежнему открыты перед всеми. Они не скрывают своей наготы. Вокруг царит всеобщее веселье. Ощущение большого праздника жизни природы переполняет всех. Громадный багровый шар медленно утопает в море.

*

Тихий вечер.

Над морем легкий прохладный воздух. Светятся огни маленького кафе, разместившегося на бетонном пирсе.

За столиком Митя и Лика. Друг против друга. На лицах те же счастливые улыбки.

- У меня сегодня тоже самый счастливый день моей жизни. Я наконец нашла тебя. - Лика держит в руке Митину руку. - Мы очень долго шли навстречу друг другу. Мне впервые так хочется жить. Жить по-новому, по-другому. Ведь я знала, что свобода где-то рядом, очень близко. И вот она пришла. Ты подарил мне ее. Мой муж страшный человек. Пять лет назад я была пациенткой в его клинике. Мне было пятнадцать лет. У меня погибли родители. В один день. Самолет, в котором они были, взорвался, не взлетев. Я до сих пор вижу, как по взлетной полосе катятся огромные куски горящего металла. Мне было очень плохо. У меня никого не было кроме них. Я осталась совсем одна. И тогда со мной что-то случилось. Я была, как затравленный волчонок. Я бросалась на людей, когда ко мне пытались приблизиться, и все время куда-то пряталась. Меня раздражало солнце и я пыталась укрыться, забраться в любую темную щель... Потом я попала в психушку... Он был очень добр ко мне. В первые дни он не отходил от моей койки. Он был мне как отец. Казалось, весь персонал больницы работал на мое выздоровление. Я привязалась к нему. Он сам делал мне уколы. А потом я стала женщиной. Он забрал меня к себе домой. Мы расписались без всяких торжеств. Вот уже пять лет, как я живу в его доме. А где живешь ты? У тебя есть родители?

- Я жил с мамой. Потом она умерла. Это было давно, мне только исполнилось двенадцать лет. Теперь мне тридцать, и я один.

Они снова нежно улыбнулись друг другу. Она гладила Митину руку.

Где-то вдали появились светящиеся фары автомобиля. Отчего-то вздрогнула Лика. Улыбка сошла с ее лица и на смену ей пришла тревога. Автомобиль приближался. Он остановился у пирса. Из него вышли четверо. Первым поднялся на пирс главврач. За ним шли трое верзил из клиники. На всех были длинные серые плащи.

Главврач остановился у их столика. Придвинул к себе стул и сел. Сняв шляпу, он бросил ее на стол и, не поднимая глаз, смотрел перед собой. Воцарилось молчание. Он взял со стола бокал с шампанским и жадно выпил. Потом начал было ставить бокал на стол, но вдруг с силой сжал его и тот рассыпался в его руке на мелкие осколки. Он поднялся и молча стал уходить к машине. Трое верзил бросились к столу. Двое из них накинулись на Митю. Третий грубо схватил Лику. Послышался стук упавшей бутылки. Митю держали под руки. Голова его упала на грудь и на белую рубаху закапала кровь. Его потащили к машине. Здоровенный верзила прижимал к Ликиному рту кусок влажного бинта. Лика была без чувств.

*

Больничная палата.

Митя лежит на своей койке с забинтованной головой. Посреди палаты стоит главврач.

- Как опрометчиво все это было... А я ведь искренне надеялся, что очень скоро вы выйдете отсюда. Помните, я говорил вам, что я здесь главный? И то, что от моего к вам отношения во многом будет зависеть ваша судьба. Здесь я могу все. Здесь мой маленький мир, который безоговорочно подвластен мне. А ведь многие, попав однажды в этот мир, уже больше никогда не покидали его до самой смерти. И все это тоже в моих руках. Я не хочу вас пугать. Но я хочу, чтобы вы помнили об этом... А Лика - моя жена! И она останется ею, пока она жива.

Главврач вышел из палаты, хлопнув дверью. Митя закрыл глаза. Невыносимо болела голова.

*

Люська, Шиш, Кутя и Зиновий Гердович бездельничали. Они сидели на зеленом газоне, на том самом, где обычно Митя продавал свои рисунки. На бульваре привычно играла музыка. "Иглз" пели "Отель Калифорния". Пестрели красочные коммерческие киоски, в них шла продажа мороженого, жвачки и газировки. Рядом мужики пили пиво. Шиш и Кутя с пересохшими губами с завистью посматривали в их сторону. Люська была задумчива. Вчерашний вечер оставил в ее сердце неизгладимую рану.

- Пивка бы сейчас, - хрипло помечтал вслух Шиш.

- Да уж... Не помешало бы... - согласился Зиновий Гердович.

Кутя почесал за ухом:

- Бабок нет ни хрена. Может, Митька явится...

- Да, его теперь жди... У него такая баба теперь. На кой черт мы ему сдались? - отозвался Шиш.

Люську передернуло:

- Заткнись ты, козел! Нашелся о бабах судить. Митька не дешевка, вроде тебя, за первой же попавшейся юбкой не побежит.

- Но-но-но... Знаем мы, о чем ты это. Знаем. Не слепые, - ухмыльнулся Шиш.

- Что ты знаешь, подонок? Еще мало дерьма похлебал, чтобы что-то знать. Подрасти и перестань ссать в постель! - разразилась Люська.

- Ну, как вам не стыдно, господа, - проворчал Зиновий Гердович. Отчего вы так любите ссориться? Посмотрите, какая замечательная погода. Подумали бы вместе, как копейку раздобыть.